Шоша - Исаак Башевис Зингер

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 24 25 26 27 28 29 30 31 32 ... 66
Перейти на страницу:

У Бетти теперь было несколько машинописных экземпляров пьесы: для себя, для Сэма Дреймана, для Фрица Бандера, Давида Липмана, для меня и для всех прочих. Каждый вносил поправки, текст перепечатывали снова, еще раз переделывали. Сэм Дрейман арендовал помещение для театра на Смоче. Заказал декорации, хотя еще не было окончательно решено ставить пьесу. Ассоциация еврейских актеров требовала, чтобы дали проходные роли нескольким безработным актерам. Мне пришлось дописать роль служки, сумасшедшего, антихасида, который всячески поносит хасидов. Труппа разбухла так, что содержательные диалоги главных героев уже не были слышны.

Сперва я сопротивлялся. Я правил пьесу после Бетти и Бандера, поправлял грамматику и язык, но скоро понял, что противоречия, нелепости, различия в стиле — все это растет быстрее, чем я в состоянии поправить. Невероятно, но Сэм тоже приложил руку к пьесе. Это напоминало историю, которую в детстве рассказывала мне мать, — об ораве чертенят, которые ворвались в местечко и перевернули все вверх дном: водовоз стал раввином, раввин — банщиком, конокрад — писарем, а писарь — балагулой. Черт стал управлять ешиботом, и в синагоге произносили проповеди, состоящие из проклятий. Вампир прописывал от болезней козьи катышки и шерсть теленка в смеси с лунным соком и спермой каплуна. Козлоногий дьявол с оленьими рогами стал кантором, и в радостный праздник Симхес-Тойре в синагоге раздавались жалобные причитания, как в день Девятого Ава. Такая же чертовщина вполне могла получиться из моей пьесы.

Телефон звонил не переставая. Текла даже и не подходила к телефону — все равно звонили мне. Актеры и актрисы ссорились друг с другом, с Бетти, с Давидом Липманом, а тот, в свою очередь, грозился уйти из труппы. Почти ежедневно выдвигал все новые и новые требования секретарь профсоюза. Актеры жаловались, что американский миллионер обманул их и мало заплатил. Владелец театра вдруг решил, что он заключил невыгодный контракт и ему следует получить больше. По телефону изливал душу Сэм Дрейман. "Если евреи способны на такое, — причитал он, — то Гитлер прав".

Я пытался подбодрить других, но сам был на грани нервного припадка.

Время проходило в суете. Я перестал разговаривать с Шошей и Басей и, когда приходил к обеду, сидел молча. Я даже забывал подносить ложку ко рту, и мне надо было напоминать, что суп простынет. Посреди ночи, после двух-трех часов сна, я просыпался от сердцебиения, весь в испарине. Во сне мои собственные неприятности были перемешаны с мировыми проблемами. Гитлер, Муссолини и Сталин ссорились из-за моей пьесы, и поэтому начиналась война. Шоша пыталась заступиться за меня. Когда я просыпался, эти крики продолжали звучать у меня в ушах. Волосы прилипали ко лбу, тело зудело и чесалось. Я просыпался с сухостью во рту, коликами в животе, резью в мочевом пузыре. Меня била лихорадка. Я задыхался.

Уже близился рассвет, а я все еще сидел и делал подсчеты. Я взял у Сэма больше денег, чем собирался. Дал Басе еще денег на еду, заплатил вперед за квартиру. Одолжил немного Доре, хотя и знал, что она никогда не вернет.

Этой ночью я уснул в три часа. Без десяти девять меня разбудил телефонный звонок. Текла приотворила дверь: "Это вас".

Звонила Бетти. Она спросила:

— Я тебя не разбудила?

— Да нет.

— Я провела ужасную ночь. Такого и худшему врагу не пожелаю.

— Что случилось?

— О, Сэм изводит меня. Он устраивает безобразные сцены. Он говорит такие чудовищные вещи, что я иногда думаю, что он не в своем уме. Вчера он выпил примерно полбутылки коньяку. Ему нельзя этого делать, у него больное сердце и увеличена простата.

— Чего же он хочет?

— Все расстроить, да и самого себя доконать. Он больше слышать не хочет о пьесе.

Каждую секунду у него новая идея. Он устраивает такой тарарам, что слышно на весь отель. Я хочу напомнить тебе, что сегодня репетиция. После сегодняшней ночи мне так же хочется играть, как тебе танцевать на крыше. Но нельзя же допускать, чтобы все и дальше повисло в воздухе. Иногда мне хочется бросить все и удрать куда глаза глядят.

— И тебе тоже?

— Да, и мне. Он вдруг стал жутким ревнивцем. Мне кажется, он знает про нас, — сказала Бетти, понизив голос.

— Что знает?

— Он сейчас слушает. Кладу трубку.

Я стоял около телефона в предчувствии, что сейчас он зазвонит снова. Так и есть. Я поднял трубку и сказал:

— Да, Селия?

Ответа не было, и я было решил, что ошибся, но тотчас же услыхал голос Селии:

— Вы пророк? Или цыган?

— В Гемаре сказано, что после разрушения храма Бог дал силу пророчества безумцам.

— Вот как! Так сказано в Гемаре? Вы сумасшедший, но вы еще и совершаете литературное самоубийство. Я лежу по ночам без сна и тревожусь о вас. Геймл спит как бревно. В ту минуту, как голова его касается по душки, он начинает посвистывать носом, и так до утра. Но я не сплю. Временами мне кажется, что это вы разбудили меня. Слышу, как вы зовете: "Селия!" Это все нервы. Однажды показалось даже, что вы стоите в дверях. Или это было ваше астральное тело? С вами что-то творится. Морис читал пьесу. Сэм дал ему экземпляр. Не хочу повторять, что он сказал. Я слыхала, что это больше не ваша пьеса, все исковеркано. Какой во всем этом смысл?

— Смысл тот, что уже ни в чем не осталось смысла.

2

Войдя в репетиционный зал, я в темноте ударился об кресло, потом споткнулся, но постепенно глаза мои привыкли к темноте. Я сел в первый ряд. Сэм Дрейман сидел сзади. Он ворчал, кашлял, что-то бормотал по-английски. Селия и Геймл тоже пришли. Критиков не приглашали, но я заметил одного среди публики. Театральные критики постоянно поносили еврейский театр, заявляли, что молодые авторы со своими вольностями заполонили сцену и нет места серьезным пьесам. Они надеялись, что моя пьеса провалится. Они начали кампанию против Бетти Слоним. Левые не называли Сэма иначе как "американский олл-райтник" или "золотой телок". Другие указывали, что такой мистической пьесе, где девушка сидит за столом во главе хасидов, читает им Тору и притом одержима сразу двумя дибуками — проститутки и музыканта, не приличествует появляться при обстоятельствах, в которых оказалось польское еврейство. Нужны пьесы, отражающие опасности фашизма и гитлеризма, необходимость борьбы еврейских масс, а не драма, возрождающая средневековые предрассудки.

Неподалеку от меня сидел Давид Липман с женой. Она чистила апельсин и разбирала его на дольки. Из-за сердечной болезни приходилось его постоянно подкармливать. На нем был бархатный пиджак и пестрый галстук. Репетировали не всю пьесу, а лишь отдельные сцены. Фриц Бандер, загримированный под хасида, реб Иезекиеля Прагера, признавался в любви Людомирской девице — Бетти. Сколько раз я говорил Бандеру, чтобы он не кричал, но все было напрасно. В тех местах, где нужно было понизить голос, он рокотал басом, а когда надо было говорить решительно и настойчиво, понижал голос до шепота и глотал слова. Он не знал текста и нес отсебятину, произносил длинные монологи, суетился, искажал цитаты из Гемары и Мидрашей, каббалы. Я надеялся, что Давид Липман будет поправлять его, но тот сидел молча. Липман благоговел перед Бандером, потому что Бандер играл в Берлине. Один только раз Давид Липман сделал несколько замечаний, но и то лишь по мелочам, а не в главном. Бетти тоже не справлялась с текстом. Одни слова она произносила с польским акцентом, другие — с литовским. Когда же она играла одновременно проститутку и слепого музыканта, то выдержка ей изменяла и понять что-либо вообще было невозможно.

1 ... 24 25 26 27 28 29 30 31 32 ... 66
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?