Молчи обо мне - Айя Субботина

Я не хочу детей от Юли.

Меня эта мысль просто раскалывает надвое, потому что я — ее муж, я должен быть с ней, но мысль о том, что буду просто «подходящим для зачатия самцом» меня почему-то выкашивает. Как будто пугало, из которого вынули поддерживающий шемь, и меня вот-вот порвет на лоскуты.

— Юля, я не… — Сглатываю противную горечь, потому что не знаю, как произнести это вслух, как сказать женщине, что мне противна мысль о наших прикосновениях, а она зачем-то говорит о детях. — Ты думаешь, у нас все хорошо и нам стоит заводить детей?

— Несколько дней назад ты задал бы тот же вопрос?

Она делает вид, что статья намного увлекательнее разговора о нашем будущем, и я поддаюсь импульсу — выбиваю проклятый журнал у нее из рук. Жена вздыхает, закладывает ногу на ногу и застывает с каменным выражением лица.

— Несколько дней назад у нас все было иначе.

— Жаль, если тебе так показалось.

— Юля, хватит корчить из себя стерву. Ты в этом хороша, но, ради бога, хотя бы не со мной.

Жена поднимает взгляд — и я вижу в темных глазах такой приступ ненависти, что невольно забываю все, о чем хотел сказать. Вот сейчас я снова виноват, и даже сильнее, чем раньше, потому что раньше меня «награждали» просто безразличием, а сейчас мысленно линчуют. Если бы мысли были материальны, даже не хочу представлять, что бы со мной случилось за несколько секунд.

Она внезапно встает — совершенно ровная, механическая конструкция с четкими выверенными движениями — уходит и возвращается со своим телефоном в руках, который безразлично бросает мне на колени. Я догадываюсь, что там, но все равно включаю телефон — всегда ругал Юлю, что она брезгует паролями — и с экрана на меня смотрим моя спящая рожа. С фотографии.

— Дело в ней, да? — Юля спокойно поднимает журнал, усаживается на прежнее место и, открыв глянец наугад, снова теряется в нем взглядом. — Ты решил вспомнить молодость?

— Я решил вспомнить, что у меня есть член, — так же зло огрызаюсь я. Бросаю телефон рядом с ней на диван, встаю, но руки предательски дрожат, когда прочесываю пятерней волосы. — Иногда, чтобы спасти утопающего, одного спасателя недостаточно. Хочешь тонуть в своем горе, Юля? Твое право и твой выбор. А я хочу каплю счастья, а не подобие жизни в обрамлении гробовой обивки.

И первый раз жизни сбегаю не из дома — сбегаю от брака, от отношений, в которых уже давно исполняю роль несчастной рыбешки в лапах каракатицы. Я честно старался, изо всех сил. Возможно, наделал кучу ошибок, сгоряча наломал дров, но никогда не опускал руки. До сегодняшнего дня.

Во мне нет обиды на официантку. Блядь, да если копнуть глубже и не врать хотя бы самому себе, я же нарочно с ней связался, я наследил везде, где только можно, сделал все, чтобы правда о моей интрижке не просто всплыла на поверхность, а превратилась в огромное пятно нефти, которое невозможно не заметить. Меня мучила совесть, что я связался с малолеткой не потому что изменил жене, а потому что тупо использовал соплячку, чтобы в последний раз поджечь костер семейной жизни. И поджег, только вместо красивого яркого пламени получилась секундная вспышка и гора остывших за секунды уродливых головешек.

Я сажусь за руль, достаю припрятанную фляжку с настоящим кубинским ромом и хлещу из горла. Пока острый, как бритва алкоголь не заставляет закашляться.

Сегодня четверг, на часах начало седьмого, и я без зазрения совести еду к зданию редакции «VOS». Звоню Жене несколько раз подряд, но она не отвечает. Хочу ее увидеть. Сгрести в охапку, поцеловать, сказать, что мы не просто так постоянно сталкиваемся в этой огромном городе, не просто так выбираем одни и те же места, любим одинаковую музыку и слышим друг друга даже когда молчим.

Паркуюсь, как мудак.

Выхожу из машины.

И Женя спускается по ступенькам мне навстречу, как маленькая, вприпрыжку. Не в строгом костюме и не в строгом платье. В ботинках на несуразной высокой подошве, джинсах и молодежном пальто убийственного ярко-красного цвета. Улыбается, даже не смотрит под ноги — просто набирающий высоту малютка-истребитель.

Но… что-то не так.

Потому что она смотрит не на меня, а намного левее — и я поворачиваю голову, чтобы отследить траекторию счастливого взгляда. Она смотрит на вот этого мужика, который подпирает задницей черный автомобиль и выразительно постукивает пальцем по циферблату часов. Женя буквально падает на него, обнимает за шею — и звонкий «чмок» на минуту лишает меня слуха и дыхания. Я слышу только сбитое и счастливое «Мой вредный мужчина…» и ретируюсь за пределы арены фонарного света.

Это о нем ты рассказывала, Женя? Из-за него плакала, а теперь улыбаешься?

Я не хочу смотреть, как они улыбаются друг другу, как он помогает ей сесть в машину, как увозит в ту жизнь, где воспоминания обо мне — просто рваные афиши на бетонных колоннах.

Не знаю, где и как проведу эту ночь, потому что единственный человек, с которым я хотел быть, уже «чья-то чужая».

— Ты снова в тонком свитере, малыш, — строго говорю я, когда Женя удобно устраивается на сиденье и стаскивает пальто.

На ней что-то молочно-кофейное, тонкой вязки, через которую прекрасно видны очертания черного бюстгальтера. И на шее тонкий кожаный ремешок почти впритык, на котором висит большой круглый серебряный медальон с зацикленными по кругу надписями: «Love Hope Dream Trust». Милая безделушка, но мне нравится, что она ее носит, потому что это мой подарок с выставки двухнедельной давности, где какая-то знахарка уверяла, что это не просто украшение, а заговоренная вещь. И тот, кто будет ее носить, будет любим, не будет обманут, никогда не потеряет надежду и все его мечты будут осуществляться. Никогда не верил в эту чушь, но глядя, как у Жени загорелись глаза, просто молча потянулся за кошельком.

— Спасибо, — счастливо улыбается Женя и поглаживает метал кончиками пальцев, прекрасно видя, куда устремлен мой взгляд.

— Это просто безделушка.

На самом деле, кое-что более ценное лежит у меня в кармане пиджака, потому что сегодня мы идем в ресторан отмечать что-то вроде первого микро-юбилея наших отношений: мы вместе уже целых два месяца и готовимся встречать Новый год уже как парочка. Все эти даты, какие-то годовщины и моменты — романтичная хрень, но Женя тщательно за ними следит. Не выпячивает, как гламурная дура, нарочно увешивая дом календарями с обведенной сердечком датой. Нет, она просто их помнит, замечает все мелочи. Знает, что я не люблю спать в обнимку, но нашла компромисс, когда мы даже во сне, спиной друг другу, держимся за руки. И я стал замечать, что иногда, просыпаясь во сне от ее неспокойного дыхания, сам нащупываю узкую ладонь. Женя знает, что утром я люблю крепкий кофе без сахара, но вечером могу побаловать себя сладким капучино.

Она — как ворох разноцветных стикеров, на которых записаны все мои привычки. А когда я в шутку обзываю ее «Энциклопедией имени меня», смеется и говорит, что задача женщины — быть реактором, который генерирует эмоции для мужчины. Не знаю, откуда у нее в голове эта забавная хрень, но совершенно не похоже на наставления ее старшей сестры, у которой пожизненный диагноз «феминизм головного мозга».