Коллапс. Гибель Советского Союза - Владислав Мартинович Зубок

«народных фронтов» и других объединений из Белоруссии и Грузии, а также «демократов» из Москвы и Ленинграда. Довольно скоро усилия прибалтийских политиков и активистов принесли результаты, которые превзошли даже их самые смелые ожидания[151].

В ноябре 1988 года группа консервативных членов Политбюро побывала в Эстонии, Литве и Латвии и вернулась в Москву в ужасе. Они доложили, что сепаратизм стал новым национальным консенсусом в Прибалтике. Местная интеллигенция вела двойную игру. Проверяющим из Москвы рассказывали сказки о перестройке, а на улицах кричали: «Русские, убирайтесь вон!», «КГБ, МВД, Советская армия – в Москву!», «Долой диктатуру Москвы!», «Немедленный выход из Союза!», «Полный суверенитет!» Прибалтийские националисты выступали за верховенство республиканских законов над конституционным строем Союза[152]. Глава КГБ Виктор Чебриков заявил, что никакие уступки Москвы не удовлетворят прибалтов. Он и другие консерваторы ожидали, что Горбачев займет твердую позицию.

Прибалтийский вызов союзному государству грозил сорвать политическую реформу еще до ее начала. Анатолий Лукьянов был ключевым помощником Горбачева по изменению советской конституции. Он предложил принять новые законы, призванные создать правовой заслон от возможного отделения Прибалтики. Выход даже одной республики из Союза может спровоцировать конституционный кризис, заявил Лукьянов в Политбюро. Предстоящий Съезд народных депутатов, предлагал он, необходимо превратить в орган власти, способный отменять республиканские законы в случае, если они вступят в противоречие с союзным законодательством. Однако Яковлев, Медведев и помощники Горбачева выступили против. По их мнению, такой шаг привел бы лишь к упрочению унитарного государства, мечте русских шовинистов и почитателей Сталина. Горбачев тоже возразил Лукьянову. Перестройка, сказал он, должна исполнить ленинское обещание о полных правах всем национальностям. Горбачев и Рыжков хотели, чтобы прибалтийские республики получили автономию в экономических вопросах и надеялись, что этот эксперимент покажет жизнеспособность идеи децентрализации в «социалистической» экономике. Предложение Лукьянова не было принято[153].

В конце 1988-го, как раз когда окружение Горбачева спорило о политических реформах, о федерации и национальных республиках, Академия наук устроила конкурс на лучший конституционный проект реформирования Советского Союза. Двое молодых ученых из московского академического института заняли второе место. Их проект нового Союза был основан на идее федерации республик с очень сильным центром. Фактически это был еще один вариант упреждения развала, сходный с предложением Лукьянова. Ученых пригласили на обсуждение в здание ЦК на Старой площади. Один из чиновников заявил, что проект не соответствует политической линии партии: «Нам нужен сильный центр, но и сильные республики». Ученые ответили, что политическая теория исключает такую комбинацию. Возможно либо одно, либо второе. Сильные республики означали конфедерацию и потенциальную дезинтеграцию. Ученые покинули Старую площадь с твердым убеждением: «Они ничего не понимают!» Абсурдный принцип «сильный центр и сильные республики» продолжал определять подход Горбачева к национализму, а также к экономическим и политическим реформам[154].

Утвержденные в конце 1988 года конституционные изменения не создали преграду для сепаратизма, но дали достаточно оснований для недовольства местных элит. Согласно новому порядку, титульным республикам отводилось лишь треть мест на предстоящем Съезде народных депутатов вместо половины, как в брежневские времена. Две трети депутатских мест подлежали избранию по принципу «один человек – один голос» или избранию «общественными организациями», большинство из которых находились в Москве. Съезд мог создавать новые этнические автономии внутри республик – что давало надежды одним и будило страхи других. В ответ на реформы Верховный Совет Эстонии проголосовал за то, чтобы наделить эстонское законодательство правом блокировать советские законы, а также объявил все природные и экономические ресурсы на территории Эстонии неподконтрольными Москве.

Эстонцы указывали, что они следуют заветам Ленина, и начали использовать политическую либерализацию Горбачева для подготовки к безоговорочному отделению согласно принципам ленинской национальной политики. Горбачев чувствовал, что прибалты переигрывают его на его же идеологическом поле, но упорно утверждал, что перестройка ведет к успеху и экономическая децентрализация поможет разрешить межнациональные проблемы. В феврале 1989 года он пригласил в Москву лидеров партии и правительства трех прибалтийских республик. Воротников, Чебриков и другие консерваторы в Политбюро говорили Горбачеву, что его планы приведут к катастрофе. «Как бы диктат центра не превратился в диктат республик!» – предупреждал Воротников. Черняев в своем дневнике делился опасениями, что открытое столкновение с прибалтийскими движениями за независимость чревато теми же последствиями, что и брежневское вторжение в Чехословакию в 1968 году. Уж лучше позволить прибалтам отделиться и продолжить перестройку без них, сконцентрировавшись на улучшении жизни русских людей[155]. Горбачев, однако, верил, что глубокая интеграция Прибалтики в советскую экономику и славянское большинство сделают выход трех республик из Союза невозможным. Центр, по его мнению, может и должен сохранить контроль на прибалтийских территориях над предприятиями военно-промышленным комплекса, трубопроводами, электростанциями и сетями, связью и другими стратегическими активами. Чтобы снизить напряженность, он предложил прибалтам экономические уступки вплоть до полного республиканского «хозрасчета», – надеясь, что вопрос об уходе Прибалтики из Союза будет снят. Как и ожидалось, прибалтийские лидеры охотно приняли уступки Кремля и обещали перейти к «хозрасчету» в течение года. На этом стороны и расстались[156].

В феврале 1989-го Шахназаров написал Горбачеву, что единственная альтернатива конфликту в Прибалтике – включение «народных фронтов» в формирующуюся политическую систему в качестве баланса против партийных консерваторов в Москве и российских регионах. Но при этом он настаивал на принятии закона, делающего выход республик из СССР возможным только после всенародного референдума и поправки к конституции. Такая поправка должна была быть одобрена на специальном партийном пленуме и утверждена Верховным Советом до начала политических реформ и созыва Съезда народных депутатов. В 1988 году треть советской конституции поменяли именно таким образом. По мнению Шахназарова, это выстроило бы барьер на пути к выходу из СССР[157]. Необъяснимо, но Горбачев ждал больше года, прежде чем претворить в жизнь эту идею.

НАВСТРЕЧУ ШТОРМУ

«Мой отец считает Горбачева идиотом», – заявил сын Дэн Сяопина американскому журналисту в 1990 году[158]. Дэн Сяопин, верный помощник Мао Цзэдуна, в 1978-м начал в Китае новую эру, сняв запрет на рыночную экономику для крестьянства, а затем и по всей стране. Наряду с высвобождением производственных сил сотен миллионов крестьян китайский лидер открыл «свободные экономические зоны» для иностранных инвестиций. Быстрый экономический рост в Китае привел к социальному неравенству, инфляции и массовому недовольству. В мае 1989 года толпы китайских студентов и сочувствующей молодежи вышли на улицы Пекина и оккупировали площадь Тяньаньмэнь. Они требовали «возврата к социальной справедливости и равенству», а также хотели «демократии». Так совпало, что в это время в Пекин с громадной советской