Я сломалась и падаю вниз - Владимир Колычев

Правда, Самуилов долго не хотел признаваться, пытался прикидываться дурачком, но Матвей предупредил, что по своей глупости тот запросто может попасть в списки соучастников убийства. Это подействовало, поэтому в руках у капитана оказалась фотография с ксерокопии паспорта Михайлова. Запрос в Москву уже был отправлен.

— Да, кажется, он. — Горбунов неуверенно кивнул. — Похож.

— А если не он?

— Может, и не он.

— А этот?

Матвей показал фотографию Ковалькова, и Горбунов сразу же заявил:

— Да, видел его!

— В очереди?

— Нет, не в очереди. Я в машину сажусь, а он стоит, задумавшись о чем-то, и смотрит на меня. Заметил, что я на него поглядел, нахмурился, набычился как-то. А он что, следил за мной?

— С чего ты взял?

— Да, они за мной следили и ствол подбросили!

У парня начиналась истерика. Матвей мысленно соглашался с ним, но все-таки решил, что разговор пора сворачивать.

Широкие рельефные плечи, прокачанные мышцы живота, мощные ноги, да и в плавках кое-что есть. Смотрелся Рома великолепно, но как-то скучно. Да и жизнь у него такая же. С утра после витаминного завтрака качалка, затем солнечные ванны у бассейна, далее — сытный обед, тихий час, после чего снова тренировка, чтобы разогнать калории, нажитые с полудня. Распорядок один и тот же в любой день недели. Такая жизнь вполне устраивала этого парня.

Елена лежала в шезлонге у бассейна, наблюдая, как Рома размазывает по своему телу крем для загара. Неплохо парень устроился, даже зависть иной раз берет.

Она тоже когда-то так жила. Илья уезжал на работу, Лена оставалась дома, и ей совсем не было скучно. Но ведь она была тогда при мужчине, а не при женщине, и в этом не имелось ничего предосудительного. А Рома, как ни крути, типичный альфонс. Она гнала эту мысль, но ведь себя не обманешь.

На столике под пластиковой пальмой зазвучал мобильник. Неужели с работы?

Нет, ей звонил капитан Кириллов. Он попросил о встрече прямо сейчас, сказал, что был уже рядом.

— Оденься, у нас гости, — сказала Елена Роме.

Она велела ему провести Кириллова к бассейну, а самому исчезнуть. Ей не нравилось, как этот капитан смотрел на Рому. Он был мужик от макушки до пят, поэтому и презирал альфонса. Но ведь при этом доставалось и ей самой, а она вовсе не хотела казаться ущербной в глазах Кириллова.

Рому ничуть не возмутило, что Елена собиралась остаться наедине с брутальным мужчиной. Он даже не попросил ее надеть халат поверх купальника. Бесхарактерный и бестолковый тип. Но именно такой ей и нужен. И в постели с ним хорошо, и в быту комфортно. Допустим, он вдруг исчезнет из ее жизни. Она этого и не заметит. Если его, конечно, не убьют. Тогда Елена точно будет переживать. Увы, но такой вариант вполне возможен.

Кириллов шел неторопливо, шаг вроде бы расслабленный, но при этом четкий и твердый. Взгляд уверенного в себе человека. Он понимал, что находится в гостях, в его поведении угадывалось даже некоторое смущение, но при этом капитан чувствовал себя хозяином положения.

— Отдыхаете? — спросил он.

— Вспомнила вдруг, что сегодня воскресенье.

— А я и не забывал.

— И нет вам покоя ни ночью, ни днем. — Елена улыбнулась, глядя, как он усаживался в пляжное кресло.

Вроде бы и не крупный мужчина, но в нем прорва внутренней мощи. А тестостерона больше, чем в Роме — протеина после завтрака.

— Погоня, погоня!.. Тут на днях ехали на тачанке, смотрим, белые. Погнались, взяли, связали.

— В расход вывели? — в шутку спросила она.

— Нет, пока только допросили. Думали, белые, а они зеленые. Из банды атамана Стригуна.

Елене вдруг стало не до шуток.

— Знаете такого? — Кириллов смотрел на нее предельно серьезно.

— Атамана Стригуна?

— Бригадира Стригуна. Бандитского заправилу.

Елена не знала, что ему сказать. Она должна была признаться, но разумно ли это?

— Здесь такого не было.

— Да, в Державске не было. Он в Москве проживал. Стригунов Евгений Юрьевич, одна тысяча девятьсот шестьдесят девятого года… — Капитан смотрел на нее так, как будто обладал всей полнотой информации.

Наверное, ей лучше признаться.

— Да, я знаю такого, но не понимаю, какое отношение это имеет к делу.

— А этот человек вам известен? — Кириллов показал фотографию мужчины, в облике которого она узнала знакомые черты.

— Впервые вижу.

— А этот?

Второго бандита Елена тоже угадала, но не призналась в этом.

— Эти люди следили за вашим домом. Вам об этом что-нибудь известно? — допытывался капитан.

— Нет, я не в курсе.

Она действительно не знала, кто следил за ее домом, хотя и догадывалась, что находится под наблюдением.

— В каких отношениях вы находились со Стригуновым?

— А это важно?

— Важно то, насколько вы открыты для нас.

— Кому это важно?

— Мне.

— Я знаю, что вы занимаетесь убийством Ирины. Мне известно, что преступник установлен.

— Нет, он назначен, причем теми самыми людьми, которые следили за вашим домом. Виталия Горбунова подставили, и вы знаете это! — отчеканил Кириллов.

— Я знаю?! — преодолевая смятение, возмутилась она.

Но капитан как будто не заметил этого. Он смотрел на Елену без нажима, но его взгляд обволакивал ее, спутывал, как липкая паутина — муху. Чем больше она будет барахтаться, пытаясь вырваться на свободу, тем крепче затянется на ней сеть.

— Бандиты хотели подставить вас, но вы пошли с ними на компромисс. Тогда они подставили Горбунова, чтобы вывести из-под удара вас.

— Ничего не понимаю!

— В каких отношениях вы состояли со Стригуновым?

— Состояла? Может, я и сейчас с ним состою?.. — Она нервно усмехнулась.

Фактурный мужик этот Кириллов, харизматичный, но Елена не хотела его видеть.

— Помним? Скорбим? Любим?

— И помним. И скорбим. Но не любим. Стригунова убили, но я не понимаю, как смерть Ирины связана с ним.

— Она связана с его бандитами. После смерти Стригунова эта группировка развалилась, а братков отправили за решетку. Ковалькова посадили за издевательство над людьми, Михайлова — за организацию убийства вашего мужа, Коригова Ильи Петровича. Один провел за решеткой семь лет, другой — всего пять. За убийство почему-то дали меньше.

— Состава преступления не было. Мужа заказали, но не убили. — Елена покачала головой. — Потому и срок Михайлову дали не самый большой. И ему, и Моржакову.