Девичья башня - Самид Агаев

– Кхм, – кашлянула сестра, – вообще-то можно было обратиться в суд.

– Знаете, у нас у мусульман в ходу кровная месть, – возразила Лада.

Пожилая дама с ужасом взглянула на собеседницу.

– Простите, вы сказали, у мусульман? Но я слышала, что вы приняли католичество.

– Я это сделала ради Раймонда. После его смерти я вернулась в лоно истинной веры. Не хотите вина? Не передумали?

– Пожалуй, я выпью, только можно попросить, чтобы его подогрели. Я продрогла дорогой.

Было видно, что Клотильда взволнована. Лада собственноручно наполнила кубок вином и поставила его на полок перед огнем. Через несколько минут она взяла нагревшийся кубок и поставила перед гостьей.

– Что за дело привело вас ко мне? – спросила Лада.

Гостья сделала глоток вина и обожглась, лицо ее пошло пятнами. Облизнув губы, она сказала:

– Сударыня, вы так прямолинейны со мной, но это хорошо. Я тоже буду говорить без обиняков. Я понимаю, что сейчас не лучшее время для вас, для этого разговора. Дело в том, что я почти без средств и рассчитываю получить часть из имущества моего брата. Если мы не договоримся об отступных, я дойду до суда.

– Я это уже поняла.

– Так что вы скажете?

– Я скажу, что нам с вами нечего делить.

– То есть, вы отказываетесь от мирового соглашения.

– Напротив, я отказываюсь от имущества. Мне ничего не нужно.

– В каком смысле? То есть…

– В вашу пользу.

– Нет, этого не может быть?

Дама, казалось, была потрясена той легкостью, с которой она получила желаемое.

– А вы знаете, как я любила Раймонда? – вдруг сказала она. – Да, он буквально вырос на моих руках.

Она вдруг заплакала.

– А как же вы, почему вы отказываетесь от своей доли наследства?

– Я уезжаю.

– Уезжаете? Куда?

– Я еще не знаю.

Пожилая дама на радостях сделала основательный глоток, пятна на ее лице расплылись в одно большое. Ее лицо покраснело от волнения.

– А вы не пьете вина? – спросила она, чтобы заполнить возникшую паузу.

– Практически нет, – поднося к губам кубок с вином, вдыхая его аромат, ответила Лада.

– Зачем же вам уезжать, милая, – вдруг проникаясь участием к невестке, спросила г-жа Клотильда, – может быть, вы останетесь? Я одинока, мы могли бы жить вместе.

– Увы, сударыня, после того, как я расправилась с убийцей своего мужа, мне лучше не оставаться здесь. Слишком опасно. Но я не жалею, ибо знала, на что иду.

– Но, дитя мое, вы были в своем праве, рыцарские законы допускают подобное.

– Дело в том, что он оказался иезуитом. И наш конфликт был делом не личным. За ним стоит церковь. Но лучше вам этого не знать.

– Да, да, – поспешно согласилась леди, – но мне так жаль.

– Поужинаете со мной? – спросила Лада.

– Пожалуй, – согласилась Клотильда. – Сначала не хотела, но вот, выпила вина, и аппетит появился.

После ужина, когда сестра Раймонда отправилась спать, а может быть, провести бессонную ночь, грезя о свалившемся на нее богатстве. Лада вызвала к себе Луку.

– Послушай, – обратилась она к нему, – я высоко ценю твою помощь. Вот деньги.

Лада положила перед ним увесистый кошелек.

– Это лишнее, – возразил порядочный малый, – я служу у вашей милости.

– Тем не менее, деньги ты возьми. Я не знаю, сохранишь ли ты свою должность при новой хозяйке.

– О чем вы говорите, сударыня? Я не понимаю. Какой новой хозяйке? – недоуменно спросил управляющий.

– Я должна уехать, Лука. Не просто уехать, а исчезнуть. Ты человек неглупый, и, наверное, понимаешь, что дело этим не кончится. Когда здесь появятся иезуиты – вопрос времени. Но они появятся, вне всякого сомнения. И следующее сражение мы можем проиграть. А я не хочу оказаться под пытками иезуитов и попасть на аутодафе. Даже не знаю, что хуже. Да и тебе еще рано умирать. У тебя есть семья?

– Нет, сударыня, – Лука помрачнел, но слушал, больше не возражая, ибо понимал, что Лада права.

– Рано или поздно они выяснят, что ты был причастен к казни иезуита. Завтра, до рассвета я отправляюсь в Марсель. Ты проводишь меня до морского порта. Я сяду на корабль, а ты можешь остаться там. В большом городе затеряться среди людей нет ничего проще. Там тебя инквизиция не достанет. В кошельке золото, ты сможешь на эти деньги купить себе дом и завести семью.

– Зачем мне семья?

– Не говори так. Поверь, лучше семьи нет ничего на свете.

– Когда мы выезжаем? – спросил Лука.

– А во сколько светает?

– В восемь.

– Значит, в шесть часов. Приготовь двух лошадей и все необходимое в дорогу.

– Слушаюсь, сударыня.

Оставшись одна, Лада произнесла вслух:

– Меня здесь больше ничего не держит.

Словно убеждала себя в правильности принятого решения.

Мы оставили Али в сложной жизненной ситуации – в ночь, когда обвиненный в вольнодумстве и в фамильярном отношении к пророку, он был вынужден срочно покинуть свой дом перед угрозой ареста и преследования со стороны улемов Сирии. Необходимость срочно оставить Дамаск не застала Али врасплох, ибо с раннего возраста предоставленный самому себе, он выработал в себе качества человека предусмотрительного. Купленные заблаговременно верблюды ждали его на постоялом дворе. Единственно чего он не мог предвидеть – это время выхода подходящего каравана. Поэтому, разузнав у караванщиков необходимые ориентиры, он отправился в путь на свой страх и риск, в сопровождении своих двух вновь приобретенных рабов. Из Дамаска, минуя Хомс он направился в Мосул. И уже в Мосуле спокойно дождался каравана купцов и вместе с ними добрался до Ирбила. Здесь в Ирбиле, полагая, что уже достаточно отдалился от Дамаска, он сказал своим рабам следующее:

– Сархан и Сара, судьбе было угодно, чтобы я стал вашим хозяином. Однако я готов вам подарить свободу и отпустить вас. Но в благодарность за это вы должны пообещать мне лишь одну вещь – это непременное условие вашего освобождения – никогда, ни при каких условиях вы не должны рассказывать обо мне и о жене вашего бывшего хозяина. Если вы согласны, то я готов написать вам вольные бумаги.

Глаза Сархана наполнились слезами, и он упал перед Али на колени.

– Хозяин, – сказал он, – ваше благородство нельзя измерить ничем. Я буду всегда молиться за вас. Благодарю вас.

Али, растрогавшись так, что сам едва сдержал слезы, погладил его по голове и велел встать. Затем он обратился к Саре: