Сезон гроз - Анджей Сапковский

Второе подворье было более просторным. И только отсюда стало возможным оценить наконец замок. Вид издали, так уж вышло, оказался обманчив.

Риссберг был намного крупнее, чем могло показаться с первого взгляда. Ибо он вгрызался в горную стену, врезался в нее комплексом домов, зданий суровых и отвратительных, какие обычно не встречались в архитектуре замков. Дома напоминали фабрики – и наверняка ими и являлись. Ибо торчали из них дымовые и вентиляционные трубы. Можно было обонять запах гари, аммиака и серы, можно было ощутить и легкую дрожь скалы – доказательство работы неких подземных механизмов.

Прислужник, прокашлявшись, отвлек внимание Геральта от фабричного комплекса. Ибо они-то шли в другую сторону – к замковой башне, той, что пониже, встающей над постройками более классического, дворцового характера. Внутри все оказалось тоже довольно классическо-дворцовым – пахло пылью, деревом, воском и тряпьем. Было светло – под потолком, сонно, будто рыбы в аквариуме, плавали окруженные сверкающими ареолами магические шары, стандартное освещение чародейских замков.

– Приветствую, ведьмак.

Приветствующими оказались двое магов. Знал он обоих, хотя и не лично. Харлана Тзару показала ему как-то Йеннефер, он – запомнил, поскольку тот, чуть ли не единственный средь магов, брил голову налысо. Альджернона Джианкампо по прозвищу Пинетти[35]он помнил со времен Оксенфурта. По академии.

– Приветствуем в Риссберге, – произнес Пинетти. – Мы рады, что ты захотел прибыть.

– Смеешься? Я здесь не по собственной воле. Чтобы принудить меня к прибытию, Литта Нейд впутала меня в преступление…

– Но ведь после из него вытащила, – прервал Тзара. – И щедро вознаградила. Компенсировала дискомфорт с изрядным, хм, привеском. Слухи ходят, что ты по крайней мере неделю как находишься с ней в весьма хороших… отношениях.

Геральт едва совладал со всепобеждающим желанием двинуть ему в морду. Пинетти, похоже, это заметил.

– Pax[36], – поднял он руку. – Pax, Харлан. Хватит ссор. Давай обойдемся без взаимных колкостей и иронии. Мы знаем, что Геральт относительно нас предубежден, это слышно в каждом его слове. Мы знаем, отчего так вышло, знаем, как завершилось его приключение с Йеннефер. И реакцию окружающих на то приключение. Этого нам не изменить. Но Геральт – профессионал, он сможет быть выше этого.

– Смогу, – саркастически подтвердил Геральт. – Вопрос в том, захочу ли. Перейдем, наконец, к сути дела. Зачем я здесь?

– Ты нам нужен, – сухо произнес Тзара. – Именно ты.

– Именно я. Мне чувствовать себя польщенным? Или же начинать беспокоиться?

– Ты знаменит, Геральт из Ривии, – сказал Пинетти. – Твои дела и деяния нынче повсеместно полагают воистину эффектными и достойными удивления. На удивление наше, впрочем, не слишком-то рассчитывай, мы не настолько скоры к проявлению восхищения, особенно в отношении подобных тебе. Но мы умеем признавать профессионализм и уважать опыт. Факты говорят за себя. Ты, рискнул бы я утверждать, выдающийся… хм…

– Ну?

– Элиминатор. – Пинетти подыскал слово без труда, похоже, заготовил его заранее. – Тот, кто элиминирует угрожающих человеку чудищ и тварей.

Геральт не стал комментировать. Ждал.

– Нашей целью, целью чародеев, тоже являются достаток и безопасность людей. Потому можно вести речь об общности наших интересов. Случайным недоразумениям не следует перечеркивать этого обстоятельства. Недавно дал нам сие понять хозяин замка. И он о тебе слышал. Хотел бы познакомиться лично. Пожелал этого.

– Ортолан.

– Гроссмейстер Ортолан. И его ближайшие помощники. Ты будешь представлен. Позже. Слуги покажут тебе твои комнаты. Освежись после дороги. Отдохни. Мы скоро пришлем за тобой.

* * *

Геральт думал. Вспоминал все, что когда-либо слышал о гроссмейстере Ортолане. Бывшем, как нынче повсеместно полагали, живой легендой.

* * *

Ортолан был живой легендой, персоной, чрезвычайно заслуженной в чародейском искусстве.

Его страстью являлась популяризация магии. В отличие от большинства чародеев, он полагал, что выгода и польза, вытекающие из сверхъестественных сил, должны быть общим благом и способствовать всеобщему достатку, комфорту и счастливой повседневности. Всякий человек, мечтал Ортолан, должен обладать гарантированным бесплатным доступом к магическим лекарствам и эликсирам. Чародейские амулеты, талисманы и разнообразные артефакты должны сделаться доступными всем и задаром. Привилегиями всякого гражданина должны быть телепатия, телекинез, телепортация и телекоммуникация. Чтобы достичь этого, Ортолан непрерывно что-то изобретал. То есть – создавал изобретения. Порой настолько же легендарные, как и он сам.

Реальность довольно болезненно скорректировала мечтания старого волшебника. Ни одно из его изобретений, должных сделать магию повседневной и демократичной, ни разу не миновало стадию прототипа. Все, что Ортолан придумывал, и что, как идея, было простым, на практике оказывалось невероятно сложным. Чему следовало делаться массовым, оказывалось дьявольски дорогим. Ортолан, однако, не падал духом, фиаско, вместо того, чтобы отвращать его, лишь подталкивали к дальнейшим усилиям. Ведущим к очередным фиаско.

Подозревали – хотя самому Ортолану подобная мысль никогда не приходила в голову, – что причиной неудач изобретателя часто оказывался банальный саботаж. И дело здесь было не в привычной для чародейского братства зависти – по крайней мере не только в ней, – и не в нежелании популяризовать искусство, кое волшебники предпочитали видеть в руках элиты, сиречь, в собственных. Опасались они изобретений военных и смертоносных. И опасались обоснованно. Как у любого изобретателя, у Ортолана случались периоды увлечения веществами взрывчатыми и зажигательными, бомбардами, бронированными повозками, самопалами, самобоями и отравляющими газами. Условием достатка, доказывал старик, является всеобщий мир меж народами, а мир достигается вооружением. Самый верный метод избежать войны – это ужасать ужасным оружием, и чем оружие ужасней, тем мир крепче и устойчивей. Поскольку же Ортолан к аргументам прислушиваться не привык, в его изобретательской команде скрыли саботажников, которые оные изобретения торпедировали. Почти ни одно из них не увидало света дня. Исключением стал ославленный и ставший предметом многочисленных анекдотов шаромет. Было сие разновидность телекинетической арбалесты с большой емкостью под свинцовые шарики. Шаромет – соответственно с названием – должен был метать шарики в цель очередями. Прототип вышел – о, чудо! – за стены Риссберга, был даже протестирован в какой-то битве. Однако с жалким эффектом. Использовавший изобретение стрелок, спрошенный о пригодности оружия, якобы заявил, что шаромет – он навроде его тещи. Тяжелый, мерзкий, совершенно бессмысленный и ничего более: вот просто взять бы да и утопить в речке. Старый волшебник не стал переживать, когда ему об этом доложили. Шаромет – лишь игрушка, якобы заявил он, а у него уже есть планы на проекты куда более многообещающие, способные уничтожать массово. Он, Ортолан, принесет человечеству мир, пусть даже сперва придется для этого половину человечества повыбить.