Зачётный профессор - Юлия Чеснокова

— Вероника Витальевна! — всё-таки открыл рот молодой человек, стуча позади набойками дорогих ботинок. Ника посомневалась, реагировать или нет, идя и не оглядываясь. Но, в конце концов, как долго он сможет идти следом? Нужно ли ей это? Она резко затормозила и обернулась.

— Что-то ещё? — успев взять себя в руки, произнесла она уверено и спокойно.

— Мы не попрощались, это не вежливо, — улыбнулся Костя, нависая над ней, как тень огромной хищной птицы, которая могла бы летать над раненным на поле боя. Но Ника не чувствовала серьёзного ранения, только царапину. Её пощипывало и нужно бы скорее промыть и обеззаразить, налепить пластырь, чтобы никакая зараза, вроде любовных страстей, не проникла. А они наверняка передаются воздушно-капельным, так что дышать и сопеть на себя позволять не стоит всяким явно вирусноодаренным.

— Ну, что ж, до свидания, — в глаза ему сказала Ника.

— Почему вы убегаете? — не двинулся он с места, по-прежнему прижимая к себе тетрадь и книгу. — Не лгите, что я вам неприятен. Неприятным в лицо говорят всё, что думают, а вы уходите.

— А ты лжёшь, что я тебе интересна. Влюбленные красиво ухаживают и теряют голову, а ты хладнокровно пытаешься соблазнить меня неизвестно с какой целью, — парировала женщина.

— Вам нужна аргументация моих поступков?

— Я догадываюсь об истинных причинах… — хмыкнула Ника, отведя взор. Неудобно было произносить некоторые откровенные фразы в лицо тому, кто всё-таки являлся её учеником. Непозволительно.

— Постель? — смело озвучил Костя. Для него это было как медицинский термин, который необходимо употребить там, где необходимо. Никакого порочного подтекста. Женщина поджала губы, опять на него посмотрев. Весь её вид как бы говорил «это очевидно, стоило ли вслух?». — Нет, вы ошиблись. Мне это вовсе ненужно. Или я похож на озабоченного бабника? — Ника сдержала усмешку. Вот уж правда, не похож. Скорее на ботаника, но тоже не то… вообще, отнести Костю к какому-то определенному мужскому типажу было достаточно сложно. Прямота и лицемерие просто-таки совокуплялись в натуре молодого артиста, производя удивительное потомство, невиданное и непонятное, хамелионистое, обманчивое, и в то же время предельно ясное. Где, где граница выдумки и честности в словах этого человека?

— Тогда к чему этот вопрос о башне?

— Но это же ваша потаенная мечта, разве нет? — парень повел плечами. Женщина насторожено замерла. Зачем она только разоткровенничалась? Всё-таки стоило соврать. Мужчины всегда врут, чем же она хуже? — Вы зрелая женщина и, я принимаю это во внимание, вам скучны розочки, кинотеатры и потуги неопытного студента. Вам хочется чего-то более ощутимого и плотского, на что я готов пойти, потому что вы мне нравитесь.

— Хороший ход, но ты не заставишь меня поверить в то, что я хочу от тебя секса.

— Не обязательно от меня.

— И сам ты себя неопытным не считаешь, скорее наоборот. И я тебя не считаю неопытным, так что ослабить моё внимание не получится, ссылаясь на то, что ты неумелый и неопасный мужчина.

— А вы считаете меня опасным? — какое-то самодовольство проплыло по лицу Кости. — Так даже лучше.

— Лучше для чего?

— Для эмоционального состояния. Вы будете пытаться от меня убегать, а вечно убегать невозможно.

— Догонять вечно невозможно тоже, — угол, на котором они стояли, был на удивление тих и не тревожим никем. День, как назло, хорошел и расцветал всеми красками великолепия летней погоды, хоть и была осень. Всякий нормальный человек захотел бы не спорить, а дружески смеяться и гулять. Но над парой сгущалась аллегорическая туча схватки настроений и интеллектов, которую эффектно изобразили бы мультипликаторы, стягивающуюся, посверкивающую, серо-черную, сразу разражающуюся бурей, без предупредительного накрапывания. Ника шагнула вперед и уперлась в Костю, коснувшись косточками пальцев, придерживавших портфель подмышкой, его груди. — А если я вдруг побегу навстречу? Сам-то убегать не начнешь?

— Зачем же? — не потерял самообладания парень.

— Как зачем? Приятно быть охотником, а не жертвой. К тому же, добившись желаемого…

— Ещё раз уточню, что секс тут желаемое не для меня, — напомнил Костя. И почему Ника не могла представить себе мужчину, который бы стремился к женщине, не хотя её физически? Разве такое бывает? На старости, может быть. От одиночества. Но это не тот случай. Тем более молодой юноша, которому в самый раз кидаться на подвиги по специальности «любовник»… не для разговоров же ему, в самом деле, женщина? — И что это за мнение об отношениях между мужчиной и женщиной? Охотник, жертва… это ваша социология учит тому, что человек человеку враг? Я не охочусь. У меня даже нет оружия. Охотится хищник на травоядное, а мы с вами определенно одного вида.

— Нет, вы — мужчина, а я — женщина, — непререкаемо подчеркнула Ника, которую жизнь научила, что два человеческих пола совершенно разные во всем, и в понимании мира, и в поведении, и в способе мышления.

— Нет, вы самка моего вида, — с ехидством превосходящего возразил Костя, — и я не собираюсь с вами враждовать.

— Но ведешь себя ты агрессивно, — не отступала Вероника, не дававшая сбить себя с толку. За этими медоточивыми речами что-то крылось, но что? Даже не ум, а интуиция уже пошла в атаку, и это шестое чувство подсказывало, что не всё здесь так просто.

— Агрессия — это здоровое проявление мужского характера, мы разрушители от природы, что поделать.

— И что ты хочешь разрушить в этот раз? Мою преподавательскую репутацию? — прищурилась женщина.

— Ледяную стену, за которой вы прячете своё сердце, — приглушенно прошептал Костя, предварительно сняв солнечные очки и посмотрев ей в глаза. Ника чуть не засмотрелась в них, поэтому заставила себя закатить свои, в жесте уставшей от глупостей. Этот маневр дал ей две секунды на то, чтобы опомниться и стряхнуть с ушей роллтон, доширак, спагетти и, похоже, ещё несколько видов лапши, толково развешиваемой парнем по вкусовым качествам.

— Думаю, для начала тебе стоит сломать свою собственную.

— Вам кажется, что я не умею любить?

— Ты ещё помнишь сегодняшнюю лекцию? — приподняла любопытно брови Ника. Костя кивнул. — Мне кажется, что в тебе не хватает нескольких качеств для этого чувства.

— В таком случае, в себе мне нужно не ломать, а строить, — подытожил молодой человек, — будете моим Пигмалионом? У вас ведь профессия, в принципе, близка к скульптору. Педагоги лепят личности.

— Личность нельзя слепить. Для неё нужна врожденная величина.

— Так, по-вашему, я безнадежен?

— По-моему, ты достаточно взросл, чтобы понять это самостоятельно, — Ника внезапно улыбнулась и, расслабившись всем телом, отшагнула назад, окончательно приготовившись уйти, — я доцент, а не нянька, Костя. Хочешь любить — люби, не можешь любить — значит, плохо хочешь.

Махнув ему рукой, она развернулась и ушла. Молодой человек закусил губу, задумавшись над её словами. Игра игрой, спор спором, но во всех этих диалогах было столько изысканных мыслей, смака, роскоши! Столько науки! Его разум чувствовал себя привередой, оказавшимся там, где всё идеально и выполняется точь-в-точь, как он требует. Определенно, если бы он выбирал, в кого влюбляться, он бы хотел любить именно такого склада женщину. Внешность? У Кости никогда не было по ней определенных предпочтений, поэтому, конечно, погружаясь в битву духа, тело отзывается постепенно не меньшим интересом. Ника слишком умна, чтобы проглотить ложь, тем паче то лакейство, которое проповедует Тимур. Пока что её удалось сбить с толку и запутать. Породив в ней сомнение в самой себе, в её убеждениях и идеях, проще будет навязать ей что-то инородное. Он уверен, она сможет влюбиться и полюбить, только наживка должна быть достойной, на мотыля она не клюнет. Крупной рыбе — крупную блесну.