Герцогиня Пять Мешков - Кристина Юрьевна Юраш

Может, все не так плохо?», — закусил губу Бертран, глядя на то, как ему радостно рассказывают, как обстоят дела в Мэртоне.

— Ты куда его поперла одна! — вдруг опешил Бертран, видя, что пока Пять Мешков схватила сундук и потащила его из кареты. — На место поставь!

Он хотел прибавить: «Тебе еще детей рожать!», но не смог это произнести вслух.

«И возможно даже от тебя!», — намекнула ему совесть.

— Слушай, — осмотрелся герцог, беря ее за плечи. — Может, ты помоешься, а? И переоденешься?

— Ой, да ладно! — махнула рукой чумазое нечто. — Че зря воду переводить!

— Гиос! — позвал он, видя, как от звука его голоса с крыши слетела целая стая стервятников. Они издревле гнездились в этих горах, но к замку обычно не подлетали.

— Иду! — послышался старческий голос.

— Отмыть и выдать ей платье, — заметил герцог, глядя на свои грязные после нее руки. — Только тщательно!

— Слушаюсь! Пройдёмте, мадам! — пригласил старик. — О, не беспокойтесь! Мы все перенесем в ваши с герцогом покои.

— Кхе–кхе! — послышался кашель Бертрана.

— В ваши покои герцогини! — поправился старик, уводя за собой сверкающую грязными пятками девушку.

Глава двадцать третья

Обычно мужчины не находят себе места, когда девушки пытаются сделать себя еще красивей. Протоптанные нервные тропы в коврах свидетельствуют о том, что это тревожный и нервный момент. Нужно подобрать комплименты еще до того, как подберется челюсть с пола и послышится кокетливое: «Ну как?».

Может, до этого в голове у мужчины роилась целая уйма комплиментов, которые он тщательно подбирал, дабы нигде не проколоться. Но в момент явления красавицы все комплименты куда–то исчезают и вместо: «Ах, вы сверкаете, как звезда на небосводе моей жизни, украшая своей неземной красотой этот мир!», получается: «Э–э–э… красиво!».

Герцог был не из тех, кто готов часами восторгаться женской красотой, петь серенады под окном и посвящаться пылкие стихи. Он был опытным мужчиной, который уже знал, что перед тем как делать непристойные предложения, нужно слизать с женщины часть макияжа и оценить то, с чем проснешься ранним утром.

Но женщины тоже в долгу не оставались, совершенствуясь в искусстве макияжа с новой силой. И теперь мужчинам предстояла сложная задача — разглядеть, что там притаилось под слоем белил, румян и магической пудры, способной превратить в красавицу даже старого горного тролля. В этом мужчинам мог помочь только опыт.

За время вынужденного уединения опальный герцог слегка подрастерял навыки, но в связи с неудавшейся женитьбой, память о женском коварстве вернулась к нему.

Он был уверен, что его наметанный глаз способен разглядеть красоту или ее отсутствие сквозь любой макияж. И удачные совпадения лишь льстили его теории.

Красивые женщины были слабостью герцога. Непреодолимой и очень дорогостоящей. Юная королевская фаворитка, едва завидев красавца- ирлинга, потеряла голову, потом совесть, потом честь, потом расположение короля и снова голову. На этот раз уже окончательно.

— На тебя фавориток не напасешься! — ворчал король, который не отличался красотой. А они, все как одна, влюблялись в герцога, хотя он не прилагал для этого никаких усилий. Когда под дверью его столичного особняка стояла карета, а таинственная красавица в плаще голосом очередной королевской фаворитки умоляла открыть ей дверь, терпению короля пришел конец!

И герцога убедительно и вежливо попросили покинуть дворец до тех пор, пока он не женится окончательно и бесповоротно, раз и навсегда, как женятся красавцы–ирлинги.

Из–за этого прискорбного инцидента герцог вынужден был покинуть скромный королевский двор и вернуться в нескромную роскошь своего дворца.

Поэтому относительно красоты своей супруги Бертран не питал никаких иллюзий. За сотни прожитых лет он уже повидал столько красавиц, что ничего сверхъестественного от маленькой, зачуханной крестьянки не ждал. И ждать не собирался.

Он спокойно сидел в одной из комнат, решив внести в свою жизнь капельку разнообразия, и сверял отчеты за тот год с результатами этого года. В отчетах было все как обычно. Богатство приумножалось, торговля велась. Скука несусветная.

В дверь вежливо постучали, а на пороге вырос старина Гиос.

— И что там? — не глядя проворчал герцог, разбираясь с бумагами что и к чему.

— Ваша достопочтенная супруга, — выдержал учтивый тон Гиос. — Проявила акт милосердия.

— Это как? — спросил Бертран с сомнением. В уютных шторах уже пряталась лень, поэтому бумаги герцог решил отложить. Хотя, нет он еще не смотрел урожай пшеницы. А его этот вопрос очень волновал.

— Она изволила мыться самостоятельно! — сообщил Гиос, вежливо ожидая распоряжений. Он показал глазами наверх. — Я отвел ее в купальню. И все показал. Думаю, что она разберется.

— Хорошо, — зевнул герцог, видя в сетчатом окне, как дракон сидит на его любимом пике и кого–то высматривает. А потом, словно бабочка перелетает на соседний. И снова высматривает.

«Дожили. Дракон летает короткими перебежками!», — усмехнулся герцог, глядя на старинного врага, сильно подпортившим нервы его семье.

В этот умиротворенный вечер не хотелось думать о плохом.

— Вы там следите! — отмахнулся Бертран. В бумагах кое–что не сходилось.

И тут прямо на листок с чернилами упала капля. Нет, то были не слезы, которые герцог проливал над отчетом. Пока он рассматривал эту каплю и стекающие чернила, вторая капля упала ему ровный, прямой на нос. И тоже стекла на отчет.

Герцог поднял глаза на потолок. На потолке были изображены красавицы, парящие в облаках. Они томно изгибались и призывали к себе холеными белоснежными ручками.

Бертран столько раз смотрел на этих красавиц, понимая, что вряд ли ему удастся увидеть таких на самом деле. Роскошные волнистые волосы, спускающиеся ниже попы, словно плащ укрывали девичьи бесстыдства.

Однажды Бертран понял, что повзрослел, когда вопрос: «А как тетеньки там держатся?» сменился вопросом: «А эти женщины не могут спуститься к нему?» Только что с ними делать, он на тот момент еще толком не знал. Чуть попозже, Герцог уже точно знал, что делают с такими красивыми девушками, но красавицы так и остались безмолвными.

Иногда он мечтал, особенно в юности, что красавицы вдруг оживут и дадут ему знак. Хоть какой–нибудь знак, что он им нравится. И сейчас, когда из–под задранной нарисованной ткани, прикрывшей роскошный зад одной из девушек, той самой, которая нравилась ему больше всех, на голову Бертрана что–то потекло.

Глава двадцать четвертая

Следом за его любимицей