Дядя самых честных правил - Александр Горбов

собирался препираться с ней или оправдываться.

В прихожей я подхватил ружья, которые после перестрелки отобрал у помещика и его слуг. Старьё, конечно, но пригодится для переделки в “огнебой”.

— Куда?!

Я уже спустился по мраморным ступенькам, когда из усадьбы вылетел незадачливый стрелок.

— Это моё! Положите немедленно!

Левый глаз помещика заплыл и наливался тяжёлой синевой. Эк я его приложил хорошо!

— Немедленно верните мои ружья!

Голос у него был визгливый и противный, будто железякой по стеклу водили.

— Прости, милостивый государь, — я издевательски раскланялся, — но это мои трофеи, взятые в бою. Имею право, знаете ли.

— Да как вы смеете!

— Смею, мой дорогой, ещё как смею. Скажите спасибо вашей дражайшей супруге, — я кивнул на неудачливую соблазнительницу, поспешившую из дома на крики, — если бы не она, я бы вас пристрелил. Очень жаль, но я не мог отказать такой прелестной сударыне.

Я переложил ружья в левую руку и послал Левиной воздушный поцелуй.

— Что?! — “одноглазый” стрелок обернулся к жене. — Опять, да? Ты же мне обещала! Ты же клялась!

— Уймись, дурак!

— Как ты могла?!

— Он врёт!

— Врёт? А то я тебя не знаю! Ты же…

Помещица залепила мужу звонкую пощёчину.

— Замолчи! Или я за себя не ручаюсь.

— Какой я идиот! Как я мог на тебе жениться! Только отвернёшься…

Пряча улыбку, я развернулся и пошёл к дрожкам. Закинул трофейные ружья под сиденье и махнул Кузьме:

— Поехали.

Ещё долго мне в спину неслись ругань и крики скандалящих Левиных. Пожалуй, дядя будет доволен таким исходом дела.

* * *

Вчера, когда ехал к Добрятниковым, я чуток задремал и пропустил село Архангел. А сейчас обратил внимание на каменную колокольню и купола деревянной церквушки.

— Кузьма, давай чуть помедленней, хочу рассмотреть получше.

— Церкву? Эт правильно, красивая церква. Архангела Михаила! — Кузьма широко перекрестился. — И батюшка тут душевный, отец Андрей. Добрый, понимающий.

— А Василий Фёдорович с ним в каких отношениях?

Кузьма замялся:

— Раньше-то отец Андрей частенько в Злобино приезжал. Сядут с барином, чай пьют, разговоры разговаривают. А всё одно в конце поругаются. Василий Фёдорович как разгорячится, как начнёт писанием размахивать. А батюшка его словом как ошеломит, так и разойдутся. Да токмо всё равно Василий Фёдорович назавтра отойдёт, пошлёт меня письмо батюшке отвезти да денег на церкву пожертвует.

Ясно, значит, хоть со священником дядя не разругался вусмерть.

— Давай-ка, Кузьма, заедем к нему.

— Так его дома нет. Вон его изба, около церквы. Ставенки закрыты, значит, уехал куда. Может, болящий кто али помирает.

— Ладно, тогда в следующий раз. Давай домой, Кузьма.

Но на полпути к Злобино случилась неожиданная задержка. В одном месте дорога сворачивала к реке, где стояло несколько изб. Там у самой воды толпились орки-крепостные, вопя и размахивая руками.

— Кузьма, что это?

— Безымянные выселки, Константин Платонович.

— Да нет, что там за крики?

Возница пожал плечами.

— Не знаю, орут, что водяной. Сетью ловят.

— Vodyanoi? Ну-ка, останови!

Это же существо из местных суеверий? Очень интересно. Надо посмотреть, что это такое.

Дрожки остановились, я спрыгнул на землю и направился к толпе крепостных.

— Доброго дня, барин!

Орки, с баграми и вилами в руках, обернулись и поклонились мне. На зелёных лицах застыл испуг.

— Что у вас тут?

— Страхолюдина, барин!

— Страсть какая страшная!

— Жуть просто.

— Зубастая!

— Тихо! — рявкнул седой орк, останавливая гвалт, и объяснил как положено: — Не знаем, что это, барин. Матрёна утром пошла на реку стирать, а на неё из воды как выскочит! Чуть руку не отгрызла, мясо до кости разодрала.

Он указал на орку с замотанной тряпицей рукой.

— Мы эту страхолюдину под мостки загнали, сетью огородили. Хотели достать, только страшно очень.

— Понятно, — я кивнул, — пропустите меня. Сейчас посмотрим, что за страхолюдина.

На ходу я вытащил small wand и зажёг на конце фигуру — Знак огня и Печать преобразования. Очень удобное сочетание: и подсветить можно, и пламенем ударить.

Орки отшатнулись, с открытыми ртами пялясь на магическое сияние. Не зная, то ли креститься, то ли бежать от “бесовщины”.

— Кузьма, иди сюда. Придержи меня за ремень.

Я зашёл на скрипящие мостки, наклонился и свесился вниз. Рука возницы крепко ухватила меня за пояс, позволяя висеть над водой.

Под мостками царила темнота. Плескала вода, пахло тиной и какой-то гнилью. Я добавил света и свесился ещё ниже.

Нет, жечь огнём уже поздно. Между сваями плавала кожистая туша, уже дохлая, кверху зелёным брюхом. Ох и здоровая!

— Багор дайте!

По мосткам затопало, и рядом со мной опустилось древко багра. Осторожно, стараясь не проткнуть шкуру, я подцепил тушу и потянул наружу.

— Кузьма, поднимай!

Ремень на поясе дёрнуло.

— Медленно, не торопись.

Кузьма вытаскивал меня будто колодезный журавль, а я тянул багром бездыханное чудище. Когда зелёная туша показалась из-под мостков, крепостные дружно ахнули.

— Ага, хорошо. Спасибо, Кузьма.

Встав на ноги, я толкнул находку к берегу.

— Помогите вытащить на берег. Да не бойтесь, она неживая.

Несколько орков посмелей зашли в воду, ухватили животное за лапы и выволокли на песок.

— Переворачивайте.

Ёшки-матрёшки, да это же крокодил! Ничего себе “водяной”!

— Матерь Божья!

Увидев зубы в огромной пасти, орки отступили, крестясь и шепча заговоры от сглаза.

— Спокойно, это крокодил. Уже дохлый, ничего вам не сделает.

Я подошёл к твари, наклонился и провёл рукой по костяным пластинам на спине. Никогда не видел такое чудовище вблизи. В Сорбонне у одного профессора, любителя диковинок, было чучело крокодила, только раза в два меньше. Но там понятно, привезли из Африки. А здесь он откуда взялся? Сам приплыл? Пешочком через Муромские леса пришёл? Очень сомневаюсь.

Под пальцами ощущалось лёгкое покалывание. Магия? Однозначно. Жгуты эфира оплетали тело зверя плотным коконом. Что-то с этим крокодилом делали, причём колдовством Таланта. Я считал остаточные эманации и хмыкнул — знакомый рисунок. Точно такой же, как был на чёрном волке. Похоже, любитель опытов над животными обосновался где-то неподалёку.

— Спасибо, барин! — седой орк подошёл ближе и поклонился в пояс. — Выручили. Такую пакость убили! Век будем молиться за вас.

— Староста? — уточнил я у него.

— Да, барин, уже десять годков.

— Скорняк на ваших выселках есть?

— Как не быть, есть. Вон, Фрол у нас может.

Староста махнул рукой, и к нам подбежал одноглазый орк.

— Снять кожу с крокодила сможешь?

— Ну, — Фрол почесал в затылке, — попробую. Только не серчайте, барин, ни разу с такой зверюгой не работал, могу испортить.

— Сможешь снять — хорошо, заплачу рубль.

Фрол часто закивал, а я сунул руку в карман.

— Барин, вы ему деньги не давайте сейчас, — шепнул мне староста. — Пропьёт сразу и дело испортит. Вот как сделает, тогда и дайте.

Я хмыкнул и кивнул.

— Делай, Фрол.