Чужая маска - Александра Маринина

– Понимаю, – кивнула Настя. – Твоисоображения достойны внимания, но я не улавливаю, какой совет тебе от менянужен. Подписывать соглашение с Поташовым или нет?

– Правильно. Но я тебя немножко знаю и знаю, что тебедля этого нужно чуть больше информации.

– Продолжай, – сказала она напряженным голосом,потому что уже почуяла, к чему ведет Стасов.

– И я хочу, чтобы ты эту информацию получила, преждечем будешь мне советы давать.

– Надо полагать, ты намекаешь на мои дружескиеотношения с Иваном? Ты хочешь, чтобы я у него спросила, зачем он лезет в этодело?

– Настасья Павловна, я тебя обожаю за твой острый ум.

– Лучше б ты любил меня за отвратительный характер.Почему ты ветчину не ешь? Невкусная?

– Вкусная, но сыр вкуснее. Я вообще сырная душа, мненужно было мышью родиться.

– Крысой, – подсказала Настя.

– Не груби старшим. Зато ребенок у меня сыр не ест, ейбы копченой колбаски – и она счастлива. За возможность целыми днями читатькнижки и жевать сырокопченую колбасу она душу продаст. И в кого она такаяуродилась? Точно не в меня. Не в меру умная и не в меру толстенькая.

– Сколько ей?

– Восемь. В марте девять исполнится. Между прочим,можешь меня поздравить, я месяц назад женился.

– Да ну? Серьезно?

– Абсолютно.

– Ой, Владик, поздравляю. Я очень рада. На ком?

– На ком и собирался, на Тане Образцовой из ПитерскогоУВД. Смех смехом, но, когда она с моим ребенком идет рядом, их все принимают замать и дочь. Жутко похожи. Обе кругленькие, пухленькие, глазки серые, волосысветлые.

– А как твоя бывшая к этому отнеслась?

– Удивилась до смерти. По ее представлениям, я долженбыл до гробовой доски ее любить и по ней страдать. По-моему, она до сих пор всебя не пришла от изумления.

– А девочка? Как она с Татьяной?

– Великолепно. Лиля влюбилась в нее даже раньше меня.Она же первая с Таней познакомилась.

– Ну, дай тебе бог, Стасов. Я правда очень рада затебя. И за Татьяну тоже.

– Разве вы знакомы? Что-то ты не говорила об этом.

– Лично незнакомы, но я ее статьи в бюллетенеследственного комитета читала. Она у тебя умная – просто страх.

– Эй, ты, ладно пугать-то! – засмеялсяСтасов. – Я и сам боюсь. Но ты меня от главного не отвлекай, тоже мне,хитрая нашлась. Будешь с Иваном разговаривать?

Настя помрачнела.

– Владик, не хочется мне. Как-то это все… Не знаю.Некрасиво, что ли. Пакостно, будто исподтишка. Не заставляй меня.

– Так не надо исподтишка, Настенька, разве я тебя обэтом прошу? Поговори с ним открыто. Я же знаю, твой главный козырь – прямота,перед ней все пасуют.

– А сам не можешь?

– Не могу. Во-первых, я не умею так прямо действовать,как ты. Характер не тот. А во-вторых, у меня с Иваном отношения не те. Он былмоим начальником, но и все. А с тобой он вроде как дружит.

– Стасов, ну ты сам подумай, какая может быть дружба угенерала из МВД и майора с Петровки?

– Но вы же ходите гулять по воскресеньям, это всезнают.

– Да? И что говорят?

– Кто что. Одни говорят, что вы любовники, другие – чтоты ему таскаешь информацию про муровские дела, наушничаешь, одним словом.

– А третьи? Или третьих нет? Фантазии не хватает?

– Настя, перестань. Да мало ли кто что говорит! Я жезнаю, что вы не любовники и ты не сплетни ему пересказываешь во время этихпрогулок. Значит, у вас нормальные человеческие отношения, проникнутые взаимнымдоверием и симпатией. Чувствуешь, как формулирую? Во мне погиб стилист.

– Ладно, стилист. Уговорил. Сколько времени ты можешьпотянуть с ответом?

– Я сказал Поташову, что должен подумать несколькодней. Спешки ведь нет никакой, человек все равно уже сидит. А сегодня суббота…

– И ты что же, намекаешь, что завтра я должна ни светни заря продирать глаза и тащиться в Измайловский парк на свидание с Иваном?Мне завтра к десяти утра надо быть на работе, значит, по твоей милости я всеутро должна провести бегом. Ну ты садюга, Стасов!

– Настенька, золотая, драгоценная! Ну хочешь, я тебязавтра утречком на машине до парка довезу? А потом от парка до Петровки. Просичто хочешь.

Настя прикинула, сколько минут сна она выиграет, если поедетна машине. Получилось не больше пятнадцати, но и это ценно, если учесть, кактяжело ей вставать, когда за окном еще совсем темно. Она тяжело вздохнула истала звонить генералу Заточному. Конечно, идти на прогулку ей смертельно нехотелось. Но Стасову надо помочь. Для чего же существует милицейское братство,если не для того, чтобы выручать друг друга.

* * *

Наталья Досюкова еще раз тщательно пересчитала деньги. Пачкапоменьше – Поташову для заключения контракта с частным детективом, пачка побольше– Виктору Федоровичу. Разложив деньги по конвертам, она подсела к телефону.

– Виктор Федорович, это Наташа.

– Рад слышать, голубушка, – пророкотал низкий басв трубке. – Как вы съездили?

– Нормально.

– Как супруг? Держится?

– Не то слово, Виктор Федорович. Он готов бороться засвое освобождение. Как вы думаете…

– Спокойно, голубушка, не паникуйте. Это так быстро неделается. Вы все успеете, если поведете себя с умом. Вы должны быть толькорады, если ваш любимый муж окажется на свободе. Разве нет?

– Конечно, но…

– Наташенька, ну что вы, ей-богу? Вы же теперь егожена, законная жена. Вы ведь именно этого хотели, если я не ошибаюсь? Нетникаких причин для беспокойства. Ни малейших. Возьмите себя в руки и радуйтесьжизни. У вас для меня есть что-нибудь?

– Да-да, я все приготовила. Когда вам удобно со мнойвстретиться?

– Давайте завтра, если нет возражений.

– В котором часу?

– Завтра воскресенье, не будем спешить, выспимся какследует и созвонимся. Буду ждать вашего звонка в районе двенадцати. Годится?

– Хорошо, Виктор Федорович. До завтра.

– Спокойной ночи, Наташенька, и не волнуйтесь ни о чем.Все будет в порядке, я вам обещаю.

В воскресенье, в день выборов в Государственную Думу, СергейНиколаевич Березин проснулся ни свет ни заря. Впервые за неделю, прошедшую смомента возвращения Ирины из санатория, он встал раньше ее.

Мероприятие в среду прошло прекрасно. Березин даже непредполагал, какой интерес проявят журналисты к нему и его жене, и с внутреннейдрожью ждал в четверг и пятницу газеты. Разумеется, он спросил Ирину, сколькоинтервью она дала и что говорила, но рассказ Ирины – это одно, а подачанеобъективного журналиста – совсем другое.