На что похожа любовь? - Юлия Кузнецова

– Да ничего! Я верила тебе! Что ты придёшь и поддержишь меня! Ты хуже Олега, понял? Он хоть по-честному признался, что его тошнит от того, что я предлагаю ему! А ты! Ты обещаешь! И не выполняешь! Зато учишь меня легче относиться к жизни! «Просто жить», «просто наслаждаться»! И просто предавать, да?!

– Я тебя не предавал! – взорвался он, и вернувшиеся было на место голуби улетели, видимо, навсегда. – И при чём тут наслаждение жизнью, я не понимаю! Ты учишь меня жить? Но это смешно! Ты что, умеешь жить? Ха-ха-ха! Да ты всю жизнь делаешь всё из-под палки! Вся эта твоя йога, все эти кружки, дома престарелых! Ты же заставляешь себя этим заниматься! Ты носишь с собой эти дурацкие мячики! Мнёшь их, сдерживаешься. А ты не пробовала показать свои чувства? Чтобы люди не думали, что ты вся из себя такая правильная и сдержанная! Чтобы люди знали, какая ты на самом деле!

– Да я и есть сдержанная, на самом деле! – заорала я. – И правильная! Отношусь ко всему серьёзно! Потому что жизнь у меня серьёзная! У меня ж не как у тебя – сплошная веселуха!

– Это у меня веселуха?

– Конечно! Ты даже не можешь просто съездить в дом престарелых! Просто так, чтобы об этом никто не знал, чтобы не вывешивать информацию в социальных сетях! Чтобы не собирать лайки на твои фотки с бабушками! Понимаешь, просто так!

– А что такого плохого в фотках с бабушками?

– Да ничего! Что ты хвастаешься тем, какой ты молодец!

– А ты что, сама хотела похвастаться, да я тебя опередил?

– Какой же ты…

– Какой?

– Уйди!

– На все четыре стороны? – сощурился он. – А с чего ты взяла, что у меня веселуха? Ты бы хоть спросила, где я был утром.

– И где ты был утром?

– И что со мной случилось?

– Хорош, а?

– Регине было плохо, понимаешь? Так плохо, что «Скорую» вызывали. У неё жуткая истерика началась, она головой об пол билась, голову разбила.

– При чём тут Регина? – не поняла я.

– Ты же сказала, что разговаривала с ней!

– Ну да. Так ты с ней общаешься?

– Я ночевал у них сегодня!

– Ого, какие подробности…

– Вер, ты издеваешься? Я же говорил тебе вчера, что ночую у дяди с тётей…

– Стоп, стоп, – сказала я. – Регина – твоя тётя?!

– Почему – тётя? Племянница! Я же тебе говорил!

– Нет, – медленно сказала я, – ты мне этого не говорил. И она не говорила. Значит, ей было плохо?

– Ужасно, – вздохнул он, – а главное, я хотел тебе позвонить, пока мы ждали «Скорую», но… ты будешь смеяться…

– Поверь, не буду.

– У меня опять потерялся телефон. Потом нашёлся. Под кроватью.

– Сочувствую, – сказала я, – ну что ж… передавай Регине мои пожелания выздоровления. Я пойду. Мама замёрзла.

– Вер, – окликнул он меня, – я позвоню?

– Не надо, – покачала я головой.

– Почему?!

– Потому что теперь я знаю, что ты обо мне думаешь, Даня… И я не хочу тебя больше видеть. Пока!

– Вера, Вер, ну подожди! – он схватил меня за рукав пальто.

Но тут у него зазвонил мобильный, а я выдернула руку, подбежала к маме и потащила её к метро.

– Поругались? – сочувственно сказала мама.

– Нет.

– Фух, слава богу.

– Расстались.

– Вера! Ну зачем?! Ты же прекрасно справилась с выступлением!

– Мам, давай-ка побыстрее. Нам надо ещё зайти за кефиром. Бабушка просила. И, кажется, у неё кончились ванильные сухарики.

Глава 21

Тоска

Меня бросало то в жар, то в холод. Постоянно менялось настроение. Утро было временем решительных мыслей и действий.

Я вставала, занималась йогой, выпивала чашку зелёного чая для бодрости и крепости духа, вставала перед зеркалом, протирала тёмные круги под глазами кубиками льда с петрушкой и двадцать раз повторяла, глядя сама себе в глаза: «Не вспоминать, не вспоминать, не вспоминать!» Именно утром я удалила аккаунт «Вконтакте», а в почте занесла Данин адрес в «чёрный список». Именно утром я проверяла холодильник, срок бабушкиных лекарств, наличие у мамы бумаги для принтера, писала списки, чтобы вечером зайти в магазин.

Потом я шла в школу и довольно удачно блокировала все болевые удары, которые мне наносили любые мальчишки, даже карапузы, но с именем Даня, любые шоколадки той фирмы, что он подарил мне при встрече, любые целующиеся парочки.

А затем я приходила из школы, уставшая, и ложилась на диван. Наступил ноябрь, стало рано темнеть, и вместе с темнотой ко мне заявлялась старая знакомая – тоска. Она уже не наваливается, как серый зверь. Она вгрызается в моё сердце, погружает в него свои когти, осторожно нащупывает то зёрнышко, что колотится «тук-тук-тук», и нежно, прислушиваясь, сжимает его.

Я ничего не писала во флипбуке. Только рисовала – крошечное сердце в когтях хищной птицы.

Вместе с тоской приходили воспоминания, которые уже не сдерживал мой бодрый разум: вот он берёт меня за руку под пледом, вот я прижалась к нему в маршрутке из Ромашкова.

Казалось бы – встань, взбодрись, посмотри с бабушкой телевизор, выпей чашку кофе.

Но из телевизора неслись стоны о несчастной любви, которые отзывались во мне новыми приступами болезненного эха, а кофе… Я всё-таки не любила кофе.

Странное дело. Сейчас, когда я всеми силами пыталась переболеть любовью к Даньке, избавиться от этого чувства-наваждения, он больше не казался мне симпатичным. Я представляла себе его оттопыренные уши или маленький острый птичий нос и думала – какое уродство! Как я могла быть такой дурындой, чтобы полюбить такое страшилище?!

А его детская улыбка? Неужели она казалась мне трогательной? Нет, нет и нет! Если у тебя детская улыбка, это значит, ты глуп, как ребёнок!

Я растравляла себя снова и снова, словно погружая палец в воспалённую рану и причиняя всё новую и новую боль. Особенно много боли приносили предрассветные часы, и бабушка молча заходила ко мне в комнату, брала подушку, влажную от слёз, и клала её на батарею.

Они обе пытались мне помочь, и мама, и бабушка. Мама приносила какие-то новые книги, требовала моего совета по сюжету каких-то сказок, хотя в её глазах было только одно: «Отвлекись от своих мыслей, не думай!» Впрочем, я была за неё рада, после фестиваля она стала писать неплохие сказки, серьёзные, но с шуточками. Иногда ей действительно удавалось отвлечь меня от грустных мыслей. Ненадолго.

Бабушка просто была рядом.

Как-то раз я не стала сдерживаться и поплакала, уткнувшись к ней в колени. Она погладила меня по спине и попросила: «Поговори со мной».