Мэгги нужно алиби - Кейси Майклз

Виконт посмотрел на бар, перевел взгляд на потолок, потом на пол.

— На самом деле она сказала, что приглашает мою вторую половину, — в конце концов произнес он, и Мэгги могла поклясться, что уши этого утонченного, изысканного человека слегка покраснели.

— Есть бог на свете, — усмехнулась она, чмокнула Стерлинга в макушку, потрепала по щеке Сен-Жюста и вышла из комнаты.

— Мой дом, — проговорила Мэгги и повернула замок на последний оборот. Выхватила сигарету из пачки, щелкнула зажигалкой и запрыгнула на самый любимый из двух диванов. Глубоко затянулась, выдохнула облако дыма. — Мой дом, мой диван, моя жизнь, — пропела она, подкладывая под голову руку и шевеля босыми ступнями. — Дома, диваны и жизни… Господи. Черт подери.

Воскресенье тянулось бесконечно — или, как выражались в ее реальности, а не в эпоху Регентства, прошло отстойно.

Лил дождь, они со Стерлингом так и не пошли в парк покататься на скутере, а вместо этого половину дня подбирали одежду для их с Сен-Жюстом маленького отпуска. Поразмыслив, Стерлинг выбрал для обоих брюки цвета хаки и трикотажные рубашки. Сен-Жюст появился в комнате, только когда Мэгги уже закрыла чемодан, доложив еще две пары носков, полосатый галстук, белую рубашку, две шоколадки и коробочку с нюхательным табаком.

После обеда из-за дождя отложили очередной матч «Нью-йоркских горожан». Сен-Жюст шарил в Интернете, разыскивая советы по декору, Стерлинг дремал, а Мэгги безуспешно пыталась работать над новой книгой о виконте. Она скорее выколола бы себе глаз, чем попросила его помочь.

И вот сейчас, в понедельник утром, Мэгги осталась одна. Как же хорошо, тихо и спокойно.

Можно подремать.

Можно раздеться догола и с воплями бегать по квартире.

Можно подвести баланс в чековой книжке и узнать, есть ли на счету хотя бы десяток долларов.

Можно вообще переехать, и тогда Табби придется оставить оживших героев у себя. Хотя нет. Лучше не надо.

Кроме того, через сорок минут консультация у доктора Боба. Да уж. Весело.

Она вздохнула, сознавая, что не пойдет на прием лишь в том случае, если сможет победить чувство вины перед доктором. Надо как-нибудь обсудить с ним этот момент. Мэгги вскочила с дивана и отправилась в душ.

Когда через двадцать минут она шла к двери, зазвонил телефон. Она помедлила, раздумывая, брать ли трубку или пусть говорит автоответчик. Если брать, то придется выслушать все, что ей скажут. Могли звонить из банка с сообщением, что она в пролете. Или бригада, которая меняет окна. Или мать. Вчера было воскресенье, а она всегда по воскресеньям звонила матери. Но вчера забыла. И, кажется, в прошлое воскресенье тоже.

— Вот черт.

Хуже звонка от матери может быть только необходимость перезвонить ей. Хотя, если минут десять придется извиняться за то, что уходила из дому, по крайней мере будет о чем поговорить.

Кошмар. Приходится хитрить с собственной матерью.

Мэгги схватила трубку после третьего звонка.

— Алло? Что? Простите, очень плохо слышно. Да, сейчас лучше. — Слава богу, не мать, не банк и не насчет смены окон. — Конечно, он должен быть в курсе. Стейк с грибами и луком, как любит мистер Толанд, печеный картофель, салат из белены. Нет-нет, я пошутила. Красное вино. Хотя мне больше нравится эта розовая штука — белый «Зинфандель». Его называют белым, но все-таки он розовый. Да, он знает. Да, конечно, всегда пожалуйста. Передайте своему боссу, что в семь часов, хорошо? Спасибо.

Мэгги положила трубку и снова направилась к двери. Кёрк действительно решил отличиться, если от него уже звонят и спрашивают, что она приготовит, чтобы он принес нужное вино. В такие минуты она почти верила, что можно подумать насчет него. Но здравый смысл всегда возвращался, напоминая, что Кёрк так же верен, как Микки Руни, который клялся в вечной любви каждой из восьми или девяти невест.

Об этом она и рассказала доктору Бобу, когда тот поинтересовался ее личной жизнью.

— И вас потянуло к нему? — спросил доктор Боб, делая пометку. — Хотя вы знали, что ничем хорошим это не кончится?

— Меня к нему не тянуло, — возразила Мэгги, заставив себя не брать салфетку из коробочки. — Раньше тянуло, а сейчас нет. Наверное, я его очень обидела. Если вы спросите, способен ли Кёрк обидеться, я отвечу, что нет. Но все-таки, кажется, он обиделся. Я… Я не люблю делать больно людям.

Доктор Боб откинулся на спинку кресла и сцепил руки на животе.

— Вот мы и приехали, — улыбнулся он. — Малышка Мэгги Келли заботится обо всех, кроме себя. Малышка Мэгги считает, что ее отвергают заслуженно, потому что она делает мало добра людям. Малышка Мэгги сочиняет романы и идеальных героев, придумывает всем счастливую судьбу. Всем, только не себе.

— О господи, — вздохнула Мэгги, нашаривая коробку. — Как я не люблю такие разговоры. — Она вытянула салфетки — одну, вторую, третью. — Не люблю просто до чертиков…

Мэгги накрыла стол в углу гостиной. Здесь вид из окна был гораздо живописнее того, который открывался из столовой. Другими словами, окна гостиной выходили на улицу, а окна столовой — на кирпичную стену с окном в чужую столовую. Когда она соберется покупать новую квартиру, то вначале откроет все шторы, а уж потом подпишет документы.

Мысль о шторах напомнила Мэгги о Сен-Жюсте и Стерлинге. Она представила, как они там, у Табби в доме на острове. Строят козни, пробуют объяснить, как ожили выдуманные персонажи? Нет. Сен-Жюст не так глуп. Ведь люди в белых халатах еще не появились на пороге и не собираются увести ее с собой. Значит, и Стерлинг, и Сен-Жюст в безопасности.

Но безопасность — понятие относительное. Разве можно жить спокойно, если Сен-Жюст геройствует в парке, транжирит ее деньги, объясняет ее друзьям, что он специалист во всем — от водных ресурсов до бифштексов?

И все-таки, хотя ей совершенно не хотелось признаваться в этом, она скучала по нему. По ним обоим. После обеда она часа три разбирала записи (на бумажных салфетках, почтовых карточках, рецептах), большую часть которых составляли диалоги, некоторые она даже озаглавила: ОСТАВИТЬ — ГЛАВНАЯ МЫСЛЬ.

У нее валялись груды таких записок, и когда она перечитывала их, к ней возвращались идеи романов. Сен-Жюст утверждал, что она без него и слова не напишет. Она купилась на это, и ее воображение застыло, а вера в себя испарилась.

И ведь он оказался прав насчет Куигли, черт бы его побрал! Поправки, которые внес Сен-Жюст, не выбивались из общего стиля и пришлись очень кстати. Берни приняла рукопись без обычных возгласов: «Мне нравится, Мэгги, это гениально, но…» И Берни обязательно обнаружила бы провалы в образе Куигли, если б Сен-Жюст не исправил их. За это Мэгги была очень ему признательна. Ему, своему персонажу, плоду своего воображения.

Но ведь ее заслуга в том, что она сама придумала Сен-Жюста, то есть фантазия Сен-Жюста тоже принадлежит ей.