Дюна. Крестовый поход машин - Кевин Андерсон

Я не могу спасти тех, кто добровольно приносит себя в жертву.

Но при этом он щурил глаза от жгучих слез. Какая жуткая потеря. Ради кого они жертвуют собой? На Омниуса это не произведет никакого впечатления, да и на меня тоже.

На канале связи появился Вориан Атрейдес. Голос его звучал самодовольно:

– Хорошие вести для тебя, Ксавьер. Я здесь почти закончил. Готов принять космический флот.

– Прекрасно, особенно если учесть, что машины уже здесь. Он прервал сообщение, оставив своего товарища примеро готовить вторую, завершающую стадию операции, которая должна была убрать с орбиты вражеский флот.

Несколько секунд спустя передовые отряды устрашающих роботов уже вошли в дальний конец ущелья – зловещее воинство, воплощение беспощадной механической силы. В душе Харконнен не испытывал ничего, кроме желания скорее их уничтожить.

Даже бывалые воины вскрикнули в испуге, но Ксавьер жестом призвал и к спокойствию.

– Мы сражаемся за нашу честь и правое дело. Мы – солдаты армии Джихада.

Он приказал наемникам и солдатам отойти в укрытие. Зон Норет, едва держась на ногах, заковылял вслед за остальными. Из глубоких ран продолжала течь кровь, но он отказался от предложенной ему помощи.

Машины рвались вперед, очевидно, убежденные в том, что смогли преодолеть последний рубеж сопротивления. Ксавьер ждал… бесконечно долго ждал. Выступивший на висках пот начал заливать глаза.

На нишей стороне силы природы, это мощный союзник. Вода довершит запас нашу работу.

Последние гиназские десантники вскарабкались на вершину утеса, убравшись подальше от пути распространения ударной волны. Норет держался, несмотря на кровопотерю, и не отставал от своих. Солнце зловеще отражалось от металлических корпусов боевых роботов.

– Эту планету Омниус не возьмет никогда, – тихим, но угрожающим голосом произнес Харконнен. Он вскинул подбородок и повысил голос: – Это не ваша планета!

И включил взрывное устройство.

Раздавшийся взрыв зарокотал отдельными раскатами, как гром, – это звуковые волны попеременно попадали в каменные ловушки в стенах ущелья. Детонация ударила по самым уязвимым точкам конструкций, раскачивая резонирующие детали плотины.

Сквозь смертельно раненное сооружение, через образовавшиеся в нем раны-трещины хлынула ничем не сдерживаемая теперь вода, набирая силу и еще больше увеличивая разрушение. Потоки воды и огромные обломки летели со страшной силой, выброшенные гигантским давлением. Вода ринулась в трещины с грохотом, как стадо бегущих исполинских мустангов. Огромные статуи Мохаммеда и Будды покачнулись и начали разваливаться на части, похожие на двух неимоверно громадных пьяных танцоров. Наконец, издав чудовищный грохот, раскололась вся дамба. Тело плотины, циклопические скульптуры, обломки камней величиной с дом были выброшены вперед титанической силой освобожденной реки.

Удар такого оружия не могли выдержать даже стальные роботы.

Машины замялись, когда сенсоры сообщили о наступлении водяного вала. Они слишком медленно проанализировали ситуацию и начали было отступать. Но удар исполинского водяного молота предупредил их действия, сметая на своем пути даже самые массивные корпуса роботов, уносимых водой, как уносит ураган мелкие деревянные щепки.

Высвобожденная вода смела в ущелье также и дома, расположенные в пещерах в стенах каньона. Священный город Дарите был стерт с лица земли вместе с не спасенными сокровищами и реликвиями и со всеми дзенсуннитскими обитателями, которые отказались покинуть город.

Ксавьер Харконнен, стоя на безопасном высоком берегу каньона, мрачно смотрел на катастрофу. Он почуял запах свежей земли и сырости, когда из водохранилища в ущелье хлынул насыщенный донным илом поток. Ниже по течению вода смоет на своем пути все селения и возделанные поля.

Я бы предпочел иной способ. Но мне не оставили выбора.

Когда машины были унесены водным потоком, продолжавшим неудержимо изливаться в ущелье, корабли армии Джихада начали собирать и вывозить на орбиту стянутые в город наземные войска. Когда Ксавьер собирал гиназских наемников и своих оставшихся солдат на вершине кромки каньона, из глоток тысяч солдат вырвался радостный крик одержанной великой победы.

Напротив, выжившие дзеншииты были морально окончательно сломлены, в их взглядах был неприкрытый ужас, они отказывались верить в то, что произошло буквально на их глазах. Ренгалид, с лицом, вымазанным грязью, с всклокоченной седой бородой, в отчаянии обвиняющим жестом уставил свой костлявый палец в грудь Ксавьеру.

– Я проклинаю тебя! Ты разрушил наш святой город, наши священные реликвии, ты погубил тысячи наших людей. Да падет гнев Буддаллаха на твою голову и на твоих потомков на миллион лет!

Вода продолжала с ревом нестись по каньону, разливаясь по расположенной ниже равнине. Последние осколки плотины оторвались от своих якорных гнезд в стенах каньона, и вода стала поступать из водохранилища с новой силой. Рыбацкие лодки дзеншиитов попадали в бешеные водовороты и разбивались в Щепки.

– Вам придется отстраивать весь город. – Ксавьер смотрел на Ренгалида почти с сочувствием. – Но вы сможете это сделать, потому что вы живы и свободны.

Тайны порождают новые тайны.

Арракисская пословица

Теперь, когда Агамемнон и его титаны отправились на выполнение каждый своего задания, на Коррине наступили покой и затишье.

Хотя мыслящие машины могли общаться между собой через любой узел связи, находясь в любой точке контролируемой ими вселенной, Омниус все же приказал Эразму явиться в Центральную Башню Коррина на совещание.

Сколько раз Эразм видел эту высокую, увенчанную остроконечным шпилем башню, столько раз она меняла свой внешний вид, модифицируя форму конструкций из текучего металла по очередной прихоти Омниуса. Механическая Центральная Башня сама по себе казалась живой со своими скользящими стенами, плазовыми окнами и регулируемыми высотами этажей. Всемирный разум имел возможность беспрепятственно перемещаться по лабиринту внутренних помещений от самого верха до последних подвальных этажей.

Эразм умел менять выражение своего текучего металлического лица, но корринский Омниус мог проделывать то же самое с целым огромным зданием. Насколько было известно независимому роботу, такими капризами не отличалась больше ни одна из копий Омниуса. Такое поведение, как это ни странно, можно было назвать почти эксцентричным…

Прибыв в башню, Эразм, как положено, поднялся на скоростном лифте на седьмой уровень текучей металлической башни и вошел в помещение, лишенное окон. Когда за ним закрылась диафрагма двери, Эразм осмотрелся, но его световые сенсоры не обнаружили никаких признаков открывающихся дверей ни в стенах, ни в потолке. И он подумал, не хочет ли всемирный разум его запугать?

Не развил ли этот конкретный Омниус, точенее, его конкретное воплощение, расположенное на стратегически самой важной планете роботов, способность к ощущению эмоций и к эксцентричности? Не стал ли корринский Омниус считать себя высшим машинным существом по сравнению с другими роботами? В прошлом любопытный независимый робот пытался задавать зондирующие вопросы, но всемирный разум каждый раз уклонялся от ответа.