Академия темных. Игра на выживание - Лика Верх

– Ты кушай. – Папа усадил меня на диван. – А я пока расскажу тебе одну историю.

Я только «за», особенно под такое волшебное блюдо.

– Родилась у одних уважаемых людей дочка, потом она выросла и отдали ее в Академию.

Я стала жевать помедленнее: не про меня ли, часом, история?

– И не знать бы родителям горя, но… – Отец многозначительно помолчал. – Но явилась она как-то раз и сказала: «Я помолвлена». И не с кем-нибудь, а с человеком, известным на всю Академию своей жестокостью.

Я подавилась, откашлялась и на всякий случай отставила тарелку.

– Отец, естественно, сказал «нет», а без его согласия и кольцо силу не получит, и брак заключить нельзя.

Интересно: а если папа скажет «нет», кольцо снимется?

– Просила дочь отца дать согласие, да только он был непреклонен. Не прошло и двух дней, как заявился к отцу жених. – Последнее слово папа произнес с ноткой презрения. – Убеждал в высоких чувствах, клялся, что сделает дочь счастливой. Ничего не добившись, подмазался к матери невесты, и та долго отца уговаривала… И отец скрепя сердце согласился. Догадываешься, о ком я говорю?

Еще бы не догадаться… Я кивнула.

Он продолжил, серьезно и строго:

– Так вот объясни мне, родная, а то я, проживший не одну сотню лет, повидавший за свою жизнь многое, никак в толк не возьму, за какой бездной вам эта помолвка?

Я посчитала лучшим ответом молчание. Я ведь не знала, что Витору от меня надо.

– Ты полагаешь, твой отец слепой дурак?

Помотала головой и подумала… А что конкретно он видел? Нашу «милую» беседу возле стола, на лавочке, мою попытку снять кольцо, болевой шок или мое финальное удаление из зала?

– Пап, а что ты видел?

Он укоризненно покачал головой:

– Ирэне, не пытайся ничего от меня скрывать. Я ведь могу помочь.

Я же именно этого и хотела, почему тогда молчу? Рассказать, как Витор обращается со мной, ума много не надо. Папа поможет, только вот… Так ли замечательна эта идея? Магистр Айнех, когда не обнаружил на мне кольца, глазами сверкал, как пожар третьей степени опасности. Я его побаиваюсь больше Витора. Поставит перед клетками с чудищами, распахнет все разом – и прощай и Лиса, и Ирэне.

Хорошо, что теперь я знаю, кто наверняка избавит меня от кольца, а заодно и от Витора, а пока…

– Нет, папа, тебе показалось. – Я натянуто улыбнулась. – У нас все в порядке.

Его взгляд так и кричал «не верю!», но он лишь спокойно спросил:

– Ты ничего не хочешь мне рассказать?

Рассказать? Про кинжал нельзя, про сны нежелательно, а вот про странное явление под названием умертвие-кипарис…

– Со мной произошла одна странность, – осторожно начала я. – Я превратила умертвие в дерево.

Я ожидала от папы той же реакции, что была у Нелина и у Айнеха, но он потер подбородок и поинтересовался:

– Ты случайно ничего не теряла, родная?

Тупиковый вопрос. Может, и теряла, но не я, а Ирэне, и мне об этом ничего не известно.

– Вроде нет… – Уверенности в моем голосе и след простыл.

– Ты родилась обычным ребенком, а вот сила у тебя… не типичная для этого мира. Свет выбрал твою душу, что случается крайне редко.

Меня эта новость испугала.

– Испокон веков на светлых охотятся, слишком много они могут дать, поэтому мы с твоей мамой приняли решение надеть тебе артефакт, искажающий потоки светлой магии и превращающий ее в темную.

Не до конца понятно, но суть такова: я, то есть Ирэне, – светлый маг.

– До пяти лет его нельзя было использовать: велика была вероятность перегорания на стадии становления. И ты успела оставить свой светлый след. – Папа улыбнулся. – Арка в гостиной, терраса, никогда не увядающие цветы в вазах.

Да, цветочки там красивые. Вот оно как получается… Значит, светлое порождает природу, живое, все самое прекрасное…

– В пять лет на тебя надели артефакт. Его не должен видеть никто. За исключением мужа.

Это где ж они спрятали артефакт? Нет, у меня его априори быть не может, но…

– Где артефакт, Ирэне? – спросил отец, подавшись вперед.

Почему мне так «везет»? Что я должна ответить? Куда я его дела? Видя мое замешательство, папа сказал:

– Позовем маму.

Он щелкнул пальцами, в воздухе вспыхнул и сразу растаял огненный цветок.

Буквально через минуту в кабинет вошла пышущая жаром женщина. Роскошная рыжая грива рассыпана по плечам и спине, белая рубашка заправлена в черные брюки, высокие каблуки… Миссис Совершенство.

– По какому поводу собрание? – Мама поцеловала в щеку меня и папу и села между нами.

– Дорогая, проверь, на месте ли у Ирэне артефакт.

Улыбка исчезла с ее лица, но даже серьезная она была великолепна.

Дальнейшее повергло меня в шок. Мама сунула левую руку мне в декольте, правая грудь ощутила прикосновение нежных прохладных пальцев. Ощупав то, что еще вообще никто кроме меня и врачей не щупал, мама констатировала:

– Артефакта нет.

Это они пятилетней девочке прокололи сосок? Только не говорите мне, что…

– Астер, – мама повернулась к отцу, – надо срочно заказать новый.

Нет! Только не это! Я согласна на пуп, но не на грудь.

– Конечно, только пускай Ирэне сначала объяснит, куда делся прежний.

Объяснить?.. Знать бы, как это сделать…

– Я… потеряла.

И никто мне не поверил. Ни мама, ни папа. Они молча смотрели на меня, а я гадала: что сейчас будет?

Мама первой нарушила молчание:

– Ладно, пусть так. Астер, дорогой, закажи артефакт, а мы пока с Ирэночкой в город выберемся.

Папа кивнул, не сводя с меня пытливого взгляда, мама потащила меня к выходу, а я не могла смириться с мыслью, что целостность моей груди под угрозой. Однако переживать по этому поводу мне не дали. Маменька вознамерилась пригласить Витора пойти с нами. Я возражала. Даже попыталась сказать, что девочкам лучше вдвоем ходить по магазинам, но мама, как обычно, отмахнулась, и мое мнение в расчет не приняли.

Витора я хотела видеть меньше всего. После того состояния, в котором он меня лицезрел… В общем, стыдно мне было, очень стыдно. Поблагодарить его мне не позволяла гордость. Все-таки одно доброе дело не способно искупить содеянного ранее. Поэтому, когда Витор к нам подошел, я лишь холодно улыбнулась, предоставила маме полную свободу общения и ни словом, ни полсловом не включилась в их милую беседу. И это к лучшему. Иначе не удержалась бы, съязвила, нахамила и заслужила неодобрение матушки… Воистину, молчание – золото.