Уборщица. История матери-одиночки, вырвавшейся из нищеты - Стефани Лэнд

– Дождешься меня? – спросила я, стряхивая пепел.

Он помолчал. Потом пробормотал:

– Без разницы, – и ушел в дом.

Я надеялась, что он не будет злиться за то, что я не чистила с ним конюшни, ведь я же с самого утра работала. Надеялась, что мы, возможно, займемся любовью – не так, как обычно, когда он просто ложился позади меня, так что наши лица не соприкасались, в полной тишине и темноте, разбавляемой разве что фарами случайной машины, проехавшей мимо.

В мой следующий визит Генри приветствовал меня у своей большой красной входной двери.

– И как все прошло? – спросил он, с улыбкой принимая от меня обратно серебряные щипцы.

– Лобстеры были лучшие, что я когда-либо ела, – сказала я, улыбаясь ему, а потом замолчала, поняв, о чем на самом деле он спросил. – Но отношений они не спасли.

– Ну, – сказал он, крутя щипцы в руках, – значит, так тому и быть. Ты не похожа на девушку, которой нужен мужчина, чтобы ее спасти. Ты – настоящая трудяга.

Но хотя Генри меня и похвалил, сама я считала, что справляюсь недостаточно хорошо. Разрываясь между учебой, домом, дочерью и попытками зарабатывать на жизнь, я воспринимала работу как рутину, которая никогда не кончится. По моей зарплате можно было подумать, что я вообще почти не работаю. Но Генри отнесся ко мне с уважением. Первый из моих клиентов – это я могла сказать наверняка.

Вскоре после ужина с лобстерами мы с Тревисом расстались. В тот вечер я вернулась домой с работы, торопясь приготовить поесть, прибрать, искупать Мию и уложить ее в постель. Я разложила свои учебники и ноутбук на кухонном столе, вставила наушники, чтобы не мешал телевизор, и принялась за домашнюю работу. И тут увидела, что мусорное ведро переполнено. Я поднялась из-за стола и встала прямо перед Тревисом, загородив ему экран.

– Ты не мог бы, пожалуйста, вынести мусор? – спросила я, уперев руки в бока.

И тут, ни секунды не колеблясь, он сказал:

– Думаю, тебе лучше съехать.

Потом Тревис встал, физически отодвинул меня в сторону и снова уселся на диван. Я стояла, потрясенная, и глядела на него сверху вниз. В телевизоре кто-то захохотал, и Тревис, в голубоватом свете экрана, улыбнулся тоже. Я вернулась к столу и упала на свой стул, прижатая грузом этих слов, обрушивших меня на землю, в ту же яму, из которой мне, похоже, просто не суждено было выбраться.

Тревис дал нам месяц на выселение. Я не сказала об этом Мие – отчасти потому, что не хотела ее расстраивать, и отчасти потому, что у меня не было плана. Я разместила в Интернете объявления о поисках соседей в съемное жилье, об оплате по бартеру, о поисках комнаты. Ничего не находилось. Все квартиры, которые мне попадались, стоили больше, чем я зарабатывала. С моими доходами, составлявшими около 800 долларов в месяц, я не могла себе позволить внести платеж за первый и последний месяц аренды плюс залог. Я не могла оплачивать одновременно бензин, коммунальные услуги и жилье – даже комнату. Квартиры стоили минимум 700 долларов. О них, пусть даже однокомнатных, оставалось только мечтать. У меня не было сбережений или кредитной карты, равно как и возможности взять заем. Я никогда бы его не выплатила. К тому же мне пришлось бы вносить плату за электричество и Интернет, чтобы продолжать учиться. Пришлось бы покупать роутер. И делать еще массу вещей.

Друзья посоветовали мне поместить на странице моего блога кнопку «Пожертвование» через PayPal с простым комментарием:

Тревис велел мне съехать до конца июня. К сожалению, у меня нет денег на залог. Я открыла счет на PayPal. Даже пять долларов пожертвования будут мне колоссальной помощью. Спасибо!

Я ненавидела себя за то, что прошу денег. За то, что снова не смогла построить прочных отношений. Большинство моих знакомых не знали, что мы с Мией раньше жили в приюте для бездомных, но я все равно чувствовала, что история повторяется. Потом начали приходить сообщения от моих друзей на Фейсбуке – полные слов поддержки и любви. Люди переводили по десять, а кто-то и по сто долларов. От каждого пожертвования, большого или маленького, у меня слезы наворачивались на глаза. Я составила список покупок для Уолмарта и разместила его в своем профиле на Фейсбуке. Вскоре на адрес Тревиса начали поступать посылки с кастрюлями, сковородками, одеждой для Мии и столовыми приборами. Я пала ниже некуда, но не хотела, чтобы это совсем меня утопило. Я не собиралась снова становиться бездомной. После того, как отец рассказал всем родным, что я придумываю разные истории, чтобы привлечь к себе внимание, просить о помощи мне стало еще тяжелей. Я выставляла свою жизнь на всеобщее обозрение. Брала на себя ответственность за мои действия: в особенности за то, что вовлекла Мию в отношения, которые, как я заранее знала, не имели будущего. Я боялась, что люди могут подумать. Но дружеская помощь помогла мне немного воспрянуть духом. Я выпутаюсь из всего этого.

Когда я только переехала в приют для бездомных, то позвонила Мелиссе, одной из моих давнишних подруг, и рассказала ей о своих планах – как я буду заново выстраивать собственную жизнь. Практически все они опирались на те или иные виды социальной поддержки: продуктовые купоны, чеки дополнительного финансирования питания, ваучеры на бензин, жилье для малообеспеченных, дотации на коммунальные услуги и оплату яслей.

– Не благодари, – язвительно ответила на это Мелисса.

– За что? – переспросила я, рассматривая сквозь изношенные голубые приютские занавески оленя, который забрел к нам на задний двор. В соседней комнате сладко спала Мия.

– За мои налоги, из которых все это будет оплачено, – сказала она и повторила: – Не благодари.

Я и не поблагодарила. Вообще ничего не сказала. Я не знала, что тут можно сказать.

– Ладно, – пробормотала я, словно вдруг куда-то заторопилась. – Мия плачет. Мне надо идти.

Дверь к Мие скрипнула, когда я открыла ее. Я присела на краешек кровати и стала смотреть, как поднимается и опадает ее грудка во сне. Поначалу мне показалось, что Мелисса рада была бы нам помочь, но теперь я понимала, что все это – показуха. Раньше я не раз слышала, как она презрительно отзывалась о людях, сидевших на пособии. Или возмущалась тем, как первая жена ее нынешнего супруга жалуется на негодную социальную систему.

Я хотела бы иметь достаточно мужества, чтобы громко заявить о своих правах – как и о правах миллионов других людей, проходивших через те же тяготы, что и я: выполнявших черную работу за минимальную оплату, матерей-одиночек. Вместо этого я предпочла самоустраниться. Просто заблокировала Мелиссу у себя в Фейсбуке и постаралась не обращать внимания на комментарии в соцсетях, где негативно отзывались о людях на пособии.

«Социальное обеспечение никак не помогает», – хотелось мне сказать. Оно вообще не существует в том смысле, в котором большинство его себе представляет. Я не могу явиться в государственное учреждение и сказать, что мне требуются деньги, чтобы покрыть разницу между моим минимальным окладом и стоимостью аренды жилья. Если я недоедаю, то могу рассчитывать на пару сотен долларов в месяц на питание. Могу обращаться в «продуктовый банк». Но никто не даст мне денег на то, что действительно требуется человеку, чтобы выжить.