Шпионские и иные истории из архивов России и Франции - Петр Черкасов

Примерно к тому же периоду – лету 1853 года – относится Записка советника французского посольства в России графа де Рейзе, посвященная Николаю I99. Повышенный интерес к нему со стороны посольства Наполеона III в Петербурге объяснялся осознанием возможности предстоящего военного столкновения двух стран из-за нараставших противоречий по восточному вопросу. Императору французов важно было в полной мере понять характер царя, направленность и мотивы его действий, степень влияния на него ближайшего окружения. Именно эти вопросы и ставил перед собой составитель Записки, граф Гюстав де Рейзе.

Говоря о человеческих качествах императора Николая, Рейзе обращает внимание на наличие в них «поразительных контрастов». Обычно предельно вежливый и обходительный, император неожиданно может стать жестким и даже грубым, когда испытывает чувство гнева. «Нужно, однако, признать, – добавляет французский дипломат, – что подобные преходящие приступы гнева часто вызваны вполне понятной причиной – желанием положить конец злоупотреблениям, которые могут быть прекращены только его твердостью…

В интимном же кругу, среди тех, кого он считает своими, император отличается редким добродушием… Бесспорно, в этом государе много благородства, но при этом в его манере поведения есть что-то театральное…

Императору, нужно это признать, – продолжает Рейзе, – присущи прямолинейность, страстное и неумеренное желание преуспеть во всех делах».

Говоря о религиозных убеждениях царя, Рейзе отмечает: «Как и у всех русских, вера у императора представляет собой смесь искреннего религиозного чувства с легкомысленным вздором. К этому добавляется сильнейшая неприязнь к католицизму. Вместе с тем было бы несправедливым возлагать на него всю ответственность за положение католиков в России в его царствование. В то же время нельзя не признать, что имеющих место притеснений можно было бы избежать, если бы он следовал примеру своего брата Александра, который никогда не был враждебен к католикам и оставлял за католической церковью полную свободу на всем протяжении своего царствования».

Завсегдатай петербургских светских салонов, граф де Рейзе не удержался от передачи в Париж ведущихся там разговоров и распространяемых сплетен. «Немецкое происхождение императора Николая и проявляемые им симпатии к австрийцам, – пишет французский дипломат, – стали причиной того, что в избранном обществе его вполголоса называют Карлом Ивановичем или бароном Готторпом. Имя Карл дано ему по той простой причине, что его нет в русском [православном] календаре, зато оно есть в германском. А за вторым прозвищем кроется прямой намек на принадлежность императора к семейству принцев Гольштейн-Готторпских и, следовательно, на то, что в его венах нет крови Романовых…

Императора называют здесь также «человеком в ботфортах», имея в виду одну его слабость – стремление демонстрировать красоту своего сложения. Все эти прозвища, – заметил граф де Рейзе, – произносятся вполголоса, но я не думаю, что они составляют тайну для самого императора».

Возвращаясь к более серьезным вещам, Рейзе отмечает личную храбрость царя, которую он неоднократно проявлял в самых разных обстоятельствах. Один из таких случаев имел место во время холерной эпидемии в Петербурге, когда работа городских властей и врачей по борьбе с эпидемией была поставлена под угрозу мятежными действиями невежественной толпы, растерзавшей нескольких человек на рынке.

«Император, сопровождаемый графом Орловым, – сообщает Рейзе, – направился к разъяренной толпе и громовым голосом воскликнул: “Шапки долой! На колени!”. Затем, осенив себя крестным знамением, приказал толпе молиться вместе с ним и просить Господа о прощении за грехи и преступления, повлекшие за собой Божью кару в виде эпидемии. Когда толпа успокоилась, император доходчиво объяснил ей ее заблуждения и несправедливость в отношении докторов, которых надлежит слушаться и исполнять все их предписания. Непосредственное вмешательство царя позволило погасить очаг начинавшегося в столице холерного бунта, восстановить порядок и в конечном счете справиться с эпидемией».

Другой пример храбрости Николая I французский дипломат относит к одному из его путешествий, когда, будучи в Польше и получив от губернатора Познани сообщение о готовящемся на царя покушении, император вопреки предостережению воздержаться от посещения этого города все же побывал там. Во время следования по городским улицам императорский кортеж подвергся обстрелу, в результате чего был ранен один из секретарей императора. Сам он не пострадал, сохранив в критический момент полное самообладание и поистине царское достоинство.

Николай I, свидетельствует французский дипломат, обладает поразительно прочной памятью. Он помнит всё и вся. «Недавно, – пишет Рейзе, – я присутствовал на полночной Пасхальной службе в дворцовой часовне и наблюдал любопытную сцену. Следуя пасхальному обычаю, император христосовался со всеми офицерами гвардейских полков, размещенных в Петербурге. Из восьмисот офицеров, с которыми расцеловался император, нашлось лишь три человека, которых он попросил напомнить их имена. Наследник, великий князь [Александр], обладает столь же крепкой памятью, как и его отец».

«Другая отличительная черта характера императора – стремление лично охватить все сферы управления империей, – свидетельствует Рейзе. – Даже когда он совершает пешие прогулки по городу, то всегда совмещает их со своеобразной инспекцией того, что видит вокруг. И если на своем пути он встречает какие-то непорядки, требующие вмешательства полиции, то не преминет указать ей на допущенные упущения. Совсем недавно он лично доставил к некоему полковнику солдата, без разрешения покинувшего ночью казарму. В другой раз, встретив на улице безмятежно курящего иностранца, император вежливо заметил ему: “Месье, мне кажется, вы не знаете, что нарушаете законы этой страны. Позвольте вас предупредить, что если служащий полиции увидит, что вы курите на улице, у вас будут неприятности. Я бы вам посоветовал немедленно бросить вашу сигару, если вы хотите избежать долгих объяснений с обер-полицмейстером”. Добавлю, – пишет граф де Рейзе, – что упомянутый иностранец был потрясен, когда чуть позже узнал, что встреченный им на улице любезный офицер оказался самим императором…

Эта мания все видеть, все знать и во все вникать объясняется не только особенностями характера императора. Ее можно считать и необходимым следствием социального устройства страны, которой он управляет. В России император решает все. Он и законодатель, он же и глава исполнительной власти. Без его личного вмешательства законы остаются обычным клочком бумаги. Народ здесь еще недостаточно цивилизован, чтобы уважать эти законы и видеть в них справедливые правила, которыми он должен руководствоваться, а судебно– исполнительные власти слишком продажны, чтобы им можно было доверять. Поэтому император считает себя обязанным часто вмешиваться в дела администрации всех уровней, включая низшую, чтобы заставить ее нормально функционировать…

Одним словом, – резюмирует французский дипломат, – в России не верят в закон, но верят императору, который и есть живое воплощение закона».