Король, королевич, портной - Влада Юрьева

— И как же ты стала учителем, если не хотела?

Похоже, он был настроен решительно. И это было только начало разговора. Дальше он обязательно поинтересуется, зачем она пришла в этот проект, зачем ей деньги. Обсуждать это Алиса не хотела.

С другой стороны, лицемерить тоже некрасиво. Она же сама настаивала на доверии.

— Я была переводчиком. Сопровождающим.

— То есть?

— Тем забавным зверьком, который организует пребывание иностранца в России. Бронировала отели, выбирала рестораны, переводила меню — делала все, одним словом. Через знакомых моей матери сошлась с людьми, которые организовывали музыкальные концерты, и работала с некоторыми звездами. Вот это было круто, это я обожала. Мне было лет двадцать, а я уже познакомилась с теми, кого мои однокурсники видели только по телевизору!

Она действительно любила то время. Уже теперь Алиса понимала, что не оценила то, что имела. Во многих ситуациях нужно было вести себя по-другому, быть осторожнее и сдержаннее, не проявлять характер.

Но это сейчас, когда жизнь надавала тумаков. А тогда она в центре сказки оказалась…

— И все-таки ты ушла оттуда.

— Вылетела. Когда ты начинаешь верить, что живешь в радуге, а вокруг тебя — забавные гномы, добром это не кончится. Я сама все испортила.

— Что ты сделала?

— Влюбилась, — усмехнулась Алиса. — Простительно для двадцатилетней дурочки, непростительно для профессионала. Но вот как есть, из биографии не вычеркнешь. Мы тогда ездили по городам России с рок-группой. Я на них и раньше подвисала, а тут — стоят, красавцы, передо мной, накрашенными ресничками хлопают. В общем, завязались у нас отношения с гитаристом. У меня с ним — любовь, у него со мной — секс для эмоциональной разгрузки. Девочками-фанатками он брезговал, подцепить что-то боялся, поэтому выбирал себе кого-нибудь из обслуживающего персонала. Всегда. Но это я позже узнала, а в тот момент голова шла кругом, и я распланировала всю нашу жизнь до самой старости. Соседние могилки на кладбище уже нарисовала в воображении. У него же были на эту жизнь другие планы, так что когда гастрольный тур закончился, он послал меня довольно грубо. Еще и сообщил организаторам, что я его якобы преследую. Понятно, что это было запрещено.

Сейчас ей удавалось рассказывать об этом спокойно, без эмоций. Своим спокойствием Алиса гордилась. Но когда все только произошло, казалось, что пережить это невозможно.

Ему не нужно было об этом знать. О ее истериках, мыслях о самоубийстве, о чувстве, что ее вываляли в грязи и отмыться уже не удастся. Мечта была — и в один миг рухнула. Песочные замки вообще долго не стоят.

А время все-таки лечит. Медленно, будто с издевкой и без обезболивающего, оно выпаривает слезы и сшивает все, что было разорвано. И позволяет, наконец, будничным тоном говорить о вещах, которые казались смертельными.

— Тебя уволили? — тихо спросил Дамир. Все это время он продолжал идти впереди, Алиса не видела его лица. Но и он ее не видел, и, наверное, к лучшему.

— Точнее сказать, поперли, несмотря на знакомства матери. Но я не просила ее вмешиваться, понимала, что с этими людьми работать не смогу. Мне проще было уйти. А через месяц я узнала, что беременна.

Вообще-то она не собиралась говорить об этом. Но потом вспомнила, как сама чуть ли не клещами вытащила из него его прошлое, и решила не отступать.

— Не было сомнений, оставить ребенка или нет. Взяла у матери деньги. Как взяла — украла. Пошла в частную клинику на аборт. Семье рассказала, уже когда все случилось. Мать жутко ругалась, плакала. Говорила, что нужно было оставлять, она бы помогла… Я тогда и не слушала толком. Я плохо себя чувствовала, внутри было пусто. Я то время слабо помню.

— После этого ты переквалифицировалась в преподаватели?

— Не-а. Шутишь? Я только-только поставила крест на своей личной жизни — молодым особам в депрессии это свойственно. Но отказываться от карьеры я не собиралась! Пару месяцев я отлеживалась дома, приходила в себя, раны зализывала. Потом пошла работать. Сама-то я не дура, красный диплом и все такое. Больше никакого шоу-бизнеса в моей жизни не было, я работала на деловых переговорах и даже на политических. У меня хорошо получалось, пошли неплохие деньги, я не нуждалась в финансовой поддержке со стороны. Большую часть времени проводила на работе, в свободные часы тусила в клубах, а когда выдавался отпуск, обязательно куда-нибудь уезжала. Одна, мне так проще было эмоционально перезарядиться. Первый год семейство на это не реагировало, второй — тоже. Но чем больше времени проходило, тем чаще стали звучать разговоры, мол, возраст, пора детей рожать. Меня это напрягало.

Сухие слова никак не передавали раздражения, которое испытывала в то время Алиса. Как только начинались беседы о детях, она тут же вспоминала тесную медицинскую комнату, врачей в масках, свой страх… Умом она понимала, что это не повторится. Но на том уровне сознания, который контролю плохо поддается, уже зародилась фобия.

В карьере все было легко и предсказуемо: отдавай силы — получишь результат. В личной жизни все иначе: твое счастье во многом зависит от воли другого человека, а не только от того, что ты заслуживаешь.

Алисе все это казалось очевидным, ее семье — нет.

— Когда умерла бабушка, ее квартира досталась мне как единственной наследнице. Папа мой давно умер, а мой старший брат — сын мамы от первого брака, он к этой бабушке отношения не имел. Я начала жить отдельно, и контакты с семейством свелись практически к нулю.

— Я пока так и не понял, что привело тебя в этот проект.

— Потому что я еще не закончила. В последние годы я постоянно была в разъездах и на работе, если с родными общалась, то только по телефону. От силы два раза в год к ним заглядывала. А моя мама такой человек, который жаловаться не будет. Я и не узнала, когда именно она заболела. Начались проблемы с памятью, нарушение координации, зрение резко ухудшилось. Она нуждалась в постоянном уходе, и это взял на себя мой брат, хотя средства позволяли нанять сиделку.

— Родной человек лучше, чем сиделка. — Дамир не стал спрашивать о диагнозе — сам скорее всего догадался.

— Сиделка профессиональнее, — холодно возразила Алиса. — Да и братец мой сутками рядом с мамой не сидел, работал. Я потому и решила, что болезнь не слишком серьезная. Сейчас даже молодые болеют, ты-то должен знать!

— Я знаю.

— Ну вот. А я перепутала знание с собственными домыслами. Я ни к чему не готовилась, не подозревала даже. Я была на работе, когда моя мать умерла. Ее нашли соседи на лестничной клетке. Приступ, закружилась голова, она упала с лестницы — все. Мне позвонили, сказали. Тогда я и узнала, что такое настоящий шок. Я не плакала, но и не соображала толком. Когда пришло мое время переводить, я пошла в кабинку для синхронного перевода, села там и молчу, как мертвая. Переговоры начались, другие переводчики работают, а я молчу. Естественно, это очень быстро заметили, меня из кабинки выкинули, другого посадили. Но момент-то упущен! А я… Я кое-как взяла себя в руки, побрела домой, потом поехала к ним. Те дни я вообще помню смутно. Двигалась по инерции, делала то, чего от меня хотели, сама никакие решения не принимала. Потихоньку приходить в себя стала только после похорон. Вот тогда и обнаружила, что происходит что-то странное. Моя мать знала, что тяжело болеет, и вроде собиралась составить завещание, так ее подруги сказали. Но никакого завещания не было, братец забрал все себе: квартира уже была оформлена на него, машина тоже, деньги переведены на его счет. Еще при жизни мамы! А ею манипулировать было несложно, особенно когда она была под действием лекарств. Мало этого, он еще начал срочно распродавать имущество. Я узнала, что он весь в долгах, какие-то проблемы на работе. Теперь он эти долги закрыл и, вероятно, вздохнул с облегчением. Но как же кстати пришлась мамина «случайная» смерть! Повезло, можно сказать. Только я в такое везение не верю.