Адриан - Игорь Олегович Князький

обломки далеко разлетались на открытые места. Стоял ужасный грохот трескающихся и ломающихся брёвен, черепицы и камней; и взметнулись столь огромные тучи пыли, что невозможно было увидеть ничего и ни сказать, ни услышать ни слова. Пострадало множество людей, даже тех, кто находился вне домов: их трясло и с силой подбрасывало вверх, и они ударялись о землю, словно падая с утёса; одни получали увечья, другие погибали. Даже некоторые деревья выбрасывало вверх вместе с корнями. Число же тех, кто оказался погребённым в домах, невозможно подсчитать, ибо многие были убиты самим обрушением обломков, великое же множество задохнулись под развалинами. Ужасные страдания претерпели те, кто был частично погребён под обрушившимися камнями и брёвнами и не мог ни выжить, ни принять мгновенную смерть.

Тем не менее и из них, учитывая их многочисленность, было спасено немало, но далеко не все они выбрались невредимыми. Многие ведь лишись ног или рук, у некоторых были разбиты головы, другие истекли кровью; одним из них был консул Педон, который тут же скончался. Говоря в целом, не было вообще такого вида страдания, которого не претерпели бы тогда эти люди. И поскольку божество продолжало сотрясать землю на протяжении многих дней и ночей, люди оставались без средств к существованию и без помощи, одни из них погибали под тяжестью рухнувших зданий, другие — от голода, даже если им удавалось уцелеть в каком-нибудь небольшом пространстве, образовавшемся среди завалов балок или под сводами арочных колоннад. Когда же наконец бедствие прекратилось, некий человек, отважившийся взобраться на руины, обнаружил ещё живую женщину. Она была не одна, но имела при себе младенца и выжила благодаря тому, что и сама питалась, и дитя кормила собственным молоком. Её вместе с ребёнком извлекли из-под завалов и вернули к жизни, а затем обследовали и другие груды развалин, но не смогли найти в них никого, кто был бы ещё жив, за исключением одного ребёнка, который сосал грудь своей уже умершей матери. Извлекая же мёртвые тела, они уже не могли больше радоваться собственному спасению.

Такое вот великое бедствие обрушилось тогда на Антиохию. Траян же выбрался через окно комнаты, в которой находился, с помощью одного человека исключительно мощного телосложения, который и вывел его наружу, так что он получил только несколько лёгких повреждений, и так как землетрясение продолжалось в течение многих дней, он жил под открытым небом на ипподроме. Даже сама гора Касия (современная Джебели-Акра на сирийско-турецкой границе. — И. К.) сотрясалась настолько мощно, что казалось, будто её вершины закачались и вот-вот оторвутся, чтобы обрушиться на город. Другие горы также осели, и появились многие источники, которых раньше не существовало, а те, что текли прежде, исчезли»[205].

Где и как пережил стихийное бедствие в Сирии наш герой — источники не сообщают. Будучи легатом и находясь при штабе Траяна, он должен был находиться близ него в Антиохии. Так что не испытать ужасов землетрясения он не мог. По счастью, среди пострадавших Адриан не оказался.

Возобновившаяся весной 116 года война поначалу приносила римлянам просто невероятные успехи. Пройдя по историческим местам сражений войска Александра Македонского и Дария III близ Арбелы и Гавгамел и овладев хорошо укреплённой крепостью Аденистры, римляне открыли себе дорогу на Вавилон. Великий город, подлинно царская столица, сдался Траяну без боя, как некогда тому же Александру. Какая блистательная параллель!

С берега Евфрата Траян перешёл на берег Тигра и вскоре овладел столицей Парфии Ктесифоном, затем без боя сдалась та самая Селевкия, о взятии которой напрасно мечтал Марк Лициний Красс. Сдалась крепость Гатра, где находились царские могилы, пленницей римлян стала дочь царя Хосрова, а в Ктесифоне их добычей стал трон парфянских царей!

В Ктесифоне Траян провёл зиму, а весной 117 года римские легионы устремились на юг и — впервые в истории! — вышли к берегам Персидского залива. А оттуда морем совсем уже недалеко и до Индии! Это было самое восточное морское, вернее сказать, даже океанское побережье, куда доходили римские войска. На западе же это были берега Ирландского моря, коих римляне достигли, пройдя через всю Британию.

Выход римских легионов к Индийскому океану — действительно наивысшее достижение Империи в её войнах на Востоке. Достижение, однако, оказавшееся непрочным и совсем недолгим. Напомним: все предыдущие успехи Траяна в парфянской кампании были обеспечены прежде всего внутренними междоусобицами в Парфянском царстве, внутридинастическими играми Аршакидов вызванными. Потому ни в Армении, ни в Ассирии, ни в Месопотамии римляне серьёзного сопротивления не встретили и приблизились даже к берегам Каспия, дошли до Персидского залива. Увлечённые борьбой за престол Аршакиды даже не сумели организовать оборону царских резиденций — Ктесифона и Селевкии, без боя был сдан Вавилон. Но именно столь значимые успехи римлян неизбежно должны были вызвать в дальнейшем сильнейшее противодействие парфян, вовсе не желавших уступать ни Армению, ни Ассирию, ни Месопотамию римлянам. Те, кстати, уже успели объявить о включении в состав Империи трёх новых провинций, как раз носивших имена «Ассирия», «Армения», «Месопотамия». Более того, были отчеканены монеты с самоуверенной надписью: «PARTHIA CAPTA» — «Парфия захвачена». Крайне хвастливая надпись. Ведь она могла бы соответствовать действительности лишь тогда, когда римские легионы стояли бы на берегах Окса (Амударьи) и у подножия Гиндукуша. Поспешили и римские воины, с восторгом присвоившие своему любимому полководцу и владыке титул «Парфянский» после успешного продвижения легионов в Северной Месопотамии и взятия города Нисибиса. Отсутствие ожидаемого сопротивления напрасно было принято потомками Ромула как очевидное бессилие некогда грозного врага. Но вскоре всё радикально изменилось. Изменилось резко не в пользу Рима. И дело было даже не в примирении Хосрова и Митридата и в появлении на берегах Тигра и Евфрата парфянских войск.

Прежде всего, выяснилось, что население Месопотамии вовсе не в восторге от превращения своих земель в римские провинции. Да, население на берегах Тигра и Евфрата было многонационально. Проживали здесь и семиты-халдеи, и ассирийцы, и иудеи, и иранцы — персы, парфяне, и потомки греко-македонян, и эллинизированное население. Но что их объединяло — так это отсутствие обид на Парфию. Парфяне отличались замечательной терпимостью в религиозном отношении, не было в их владениях жёсткого национального угнетения, верхушка парфянского общества охотно эллинизировалась уже не одно столетие. Да и саму Парфию историки справедливо именуют эллинизированным государством. Потому неудивительно, что, не столкнувшись до поры до времени с парфянской армией, римляне вдруг ощутили величайшую опасность: население Месопотамии массово восстало против завоевателей. Вскоре на помощь ранее брошенным на произвол судьбы подданным, самостоятельно взявшимся за оружие, дабы защитить ставшую им всем родной державу, наконец-то подошли и собственно парфянские войска. Ими командовали примирившиеся с Хосровом Митридат и царский племянник Санатрук. Митридат,