Паутина долга - Вероника Иванова

Хаос — не отсутствие порядка, хаос — порядок, обретший собственную волю, а не слепо и покорно подчиняющийся чужим приказам. Но кто из нас найдёт в себе достаточно смелости отпустить самого себя на свободу? Отказаться от правил, вдолблённых с раннего детства? Осознать себя не островком в Потоке Силы, а одной из его струй? Тем сложнее так было поступить магам — людям, владеющим могуществом изменять мир по своему желанию. Меняться самому, когда стоит лишь щёлкнуть пальцем, воздвигнутся горы и расцветут сады? Ну уж нет! Поэтому большая часть одарённых заткнула уши, не желая слушать песнь Хаоса. Они были умелы и сильны, они повелевали стихиями, но стихии, как оказалось, охотнее принимали игру, а не подчинялись.

Настоящий Поток Силы, способной изменять, возникает только внутри нас. Кто-то когда-то понял это и ступил на неизведанный путь, потом постарался увлечь ещё нескольких... Трудов было слишком много, риск превосходил все возможные пределы, а смерть была их вечным спутником, но они не поворачивали назад. Шли вперёд, лишь изредка останавливаясь на короткий отдых. Шли на зов Хаоса, эхо которого металось в сознании каждого из них. Достигнут ли конец пути? Кто знает. Я давно остался на обочине и могу только смотреть. И совсем немного — слушать.

Кубики игральных костей говорливы до крайности: вот они тараторят о чём-то внутри стаканчика, весело водя хороводы по его стенкам, вот шепчутся с сукном стола, замедляя бег. Любое движение вызывает возмущение Потока. Но принято различать только магические, от заклинаний и прочих действий магов, а самые простые — от видимого глазу и осязаемого перемещения почему-то не принимаются в расчёт. А зря: между ними нет почти никаких различий. Более того, двигаясь, предмет пересекает струи Потока, которые обладают разной густотой, соответственно влияя на конечный результат движения. Если знать, «где гуще», можно спланировать действия для получения нужного результата. Вот и всё. Просто? Ещё бы. И никакой магии. Впрочем, вру. Немного магии я всё же использовал, но не для мошенничества с костями, а для определения направлений и размеров искомых струй.

Простенькое колечко, даже не припомню, из какого металла: может, мутное серебро, а может, обычное железо. Похоже на кольчужное, только налезает на средний палец. Всё, что требовалось, поместить его в окружение нитей, на которые я полночи нанизывал taites. За несколько часов металл, как изумительно подходящий для хранения заклинания материал, пропитывается необходимыми свойствами, а потом расходует накопленный запас, снабжая сведениями о густоте струй Потока в отдельно взятой части пространства. По большому счёту, я мог бы обойтись и без подобных ухищрений, но тогда не имел бы преимущества и возможности малость побесноваться, придавая своему поведению «естественность». Как говорит народ? Везёт дуракам и пьяницам. Вот представителя последних я и изображал. Не забывая, разумеется, и о первых. А как иначе? Прийти, кинуть кости, с невозмутимым лицом выиграть и удалиться? Можно, если готов потом бороться с подозрениями и сомнениями зрителей, среди которых непременно найдётся человечек завистливый настолько, что побежит в покойную управу и донесёт о крайне удачливом игроке. Тогда последуют разбирательства, поднимутся бумаги, всплывёт печать Заклинательницы... Оно мне надо?

Не надо. Поэтому, чем всю оставшуюся жизнь разгребать дерьмо, лучше заранее похлопотать. Да, пришлось потрудиться, но зато ни у кого в игровом доме и в его окрестностях, начиная с привратника, дурной мысли даже не возникнет. Ну, шёл мимо пьяненький парень в расстроенных чувствах, поддался на уговоры, зашёл поиграть. Ну, выиграл, что с того? Бывает. Тылы обезопасил, как мог, теперь можно и атаковать...

— Эй, хватит спать: они скоро прибудут!

* * *

В игровой зал на втором этаже я ввалился, позёвывая, да так и остался с открытым ртом, вовсю показывая своё изумление, причём не столько роскошью обстановки, сколько великолепием посетителей.

В отличие от «зала для всех», игроков здесь было немного: десятка полтора человек, чинно ведущих за столами не игры, а, скорее, переговоры, потому что стук костей казался лишь приятным дополнением к голосам, но вовсе не целью визита людей в «Перевал». Двое высокопоставленных военных (с моего места всех регалий было не разглядеть) в мундирах императорской гвардии негромко беседовали с плотным лысоватым мужчиной преклонных лет, явно подвизающимся в торговле: должно быть, обсуждают взаимную выгоду по поставке провианта и снаряжения в регулярные войска. Группа аристократически бледных мужчин, разбавленная вызывающе яркими женщинами, лениво перебрасывалась мнениями, касающимися политики двора и её отражения на расстановке сил. Дамы присутствовали скорее для мебели, нежели для участия в происходящем, поэтому вели себя скромно и понятливо. Несколько парочек в другом конце зала тоже не уделяли особого внимания игре: кости мирно лежали на столах, а игроки были увлечены разговором и раскуриванием длинных трубок.

При моём появлении по залу прошёл шепоток: мол, что это за бродяга? Но кто-то из служек поспешно поведал историю моего «возвышения», и присутствующие успокоились. Смерили меня брезгливыми взглядами, пожали плечами, скривили губы, но признали за хозяином «Перевала» право поступать так, как тому вздумается. Чтобы не мозолить глаза благородным господам, я бочком обошёл зал и устроился у стены неподалёку от того самого стола, за которым должна была вестись главная игра ночи. Присел на стул и озаботился вопросом: какой причиной можно будет объяснить своё присутствие в непосредственной близости от игроков? Вряд ли они будут довольны лишнему зрителю своей деловой встречи. Но время на раздумья закончилось, так и не начавшись, потому что пришли игроки.

Первой в зал, между услужливо раздвинутыми кем-то занавесями прошла женщина. Невысокого роста, пухленькая, с кудрявыми белокурыми волосами, уложенными в высокую причёску. По первому впечатлению — лет восемнадцать. Я хотел было рассердиться на heve Майса, уверявшего меня в совершеннолетии искомых персон, но потом, присмотревшись к походке, понял: хозяин «Перевала» не врал. У совсем молодой девушки не может ещё быть столь плавных движений на таких высоких каблуках. В самом деле, юные модницы словно пользуются ходулями, и только взрослая, хорошо изучившая своё тело женщина способна казаться одновременно уверенно стоящей на земле и парящей в воздухе: убедился на примере Локки, которая, отличаясь немалыми объёмами тела, ухитряется прямо-таки порхать, как только наденет туфли с тонкими и высокими каблуками.

Круглые покатые плечи оголены, но вряд ли с расчётом произвести впечатление на противников-собеседников: тёмно-серые глаза вошедшей смотрят устало, с полным отсутствием любопытства, словно она пришла не ради удовольствия, а повинуясь приказу. Пришла, чтобы просто выполнить долг... Платье сшито из шерстяной ткани, но блестит подобно шёлку. Нитка крупного жемчуга на шее: за такой на улице могут и покалечить. Богатая и смелая особа. Кто же составит ей компанию?

О, это совсем другой разлив! На две головы выше и вдвое шире, смуглый, чёрноволосый, с весело блестящими карими глазами. Правда, волосы кажутся сальными, полурасстегнутый камзол открывает полотно рубашки, испачканное пятнами всех оттенков красного и розового вина, да и сам вошедший явно навеселе. Попытался ущипнуть блондинку, за что получил тычок веером под рёбра, благо для этого оскорблённой hevary не нужно было ни поднимать, ни опускать руку. Последовали шумные извинения, не принятые, но и не отвергнутые: женщина только досадливо сморщилась и продолжила свой путь. Весельчак двинулся следом за ней, освобождая место для последнего персонажа пьесы.