Лунная долина - Джек Лондон

— Я не люблю ни драк, ни сражений, — заявила Мери. — Это мне действует на нервы. Берт меня ужасно раздражает: он вечно ищет случая подраться. По-моему, все это совершенно ни к чему.

— А для меня наоборот — человек, в котором нет задора, ничего не стоит, — сказала Саксон. — Разве мы с вами были бы здесь, если бы не мужество наших предков?

— Ну, Билл природный воин, — заявил Берт. — Замечательный парень во всех смыслах. Он из племени могикан, настоящий охотник за скальпами, и если рассердится — берегись!

— Вот именно, — подтвердила Мери.

Билл, не участвовавший в их разговоре, встал, заглянул в маленькую комнатку за кухней, затем прошел в гостиную, в спальню, вернулся и, остановившись у двери в эту заднюю комнату, нахмурился.

— Что с тобой, дружище? — спросил Берт. — У тебя такой вид, точно ты что-то потерял или заблудился между трех сосен. Что с тобой? Валяй говори.

— Я все думаю, а где же, черт ее возьми, кровать и прочее для этой комнатки?

— Мы же для нее не заказывали мебель, — пояснила Саксон.

— Так я завтра закажу.

— Зачем вам еще кровать? — спросил Берт. — Разве вам вдвоем мало одной кровати?

— Замолчи, Берт! — воскликнула Мери. — Держись прилично.

— Ну, ну! — засмеялся Берт, — Вечно ты со своими замечаниями.

— У нас эта комната лишняя, — обратилась Саксон к Биллу, — поэтому я и не собиралась покупать для нее мебель, а взяла дорожки и плиту получше.

Билл подошел к ней, поднял со стула и посадил к себе на колени.

— Правильно, девочка! Я очень рад, что ты так сделала. У нас всегда должно быть все самое лучшее. А все-таки завтра вечером мы с тобой сбегаем к Сэлингеру и выберем ковер и мебель и для этой спальни, хорошую мебель! И никаких!

— Но ведь это будет стоить пятьдесят долларов! — возразила она.

— И отлично! Пусть стоит пятьдесят долларов и ни на цент меньше. Зато мебель будет хорошая. А что толку в пустой комнате? Это придает всей квартире какой-то нищенский вид. С тех пор как мы ее сняли, заплатили деньги и получили ключи, я только и думаю о нашем гнездышке и вижу, что оно становится все теплее и уютнее. И пока я работаю и вожусь с лошадьми, я ни на минуту об нем не забываю. Уверен, что, когда мы поженимся, оно мне будет так же мило. Вот я и хочу, чтобы все комнаты были обставлены как следует. Если эта комната будет стоять пустая, с голым полом, я только и буду видеть ее, пустую и неуютную. И выйдет обман. А наш дом не должен лгать. Посмотри, Саксон, вон ты повесила занавески, — пусть, мол, соседи думают, что она обставлена. Эти занавески лгут, и каждый поверит в то, чего нет. Но у нас так не должно быть. Я хочу, чтобы занавески говорили правду.

— Вы можете сдать ее, — предложил Берт. — Вы будете жить совсем близко от железнодорожных мастерских и в двух шагах от ресторана.

— Ни за что! Я не для того женюсь на Саксон, чтобы брать жильцов. Если я увижу, что не могу устроить ее жизнь, — знаешь, что я сделаю? Пойду на Долгую набережную, скажу: «Игра кончена», повешу себе камень на шею и прыгну в воду. Верно, Саксон?

Покупка лишней мебели казалась неразумной, но слова Билла польстили ей. Она обвила руками шею своего жениха и, прежде чем поцеловать его, сказала:

— Ты хозяин. Билли. Как ты захочешь, так и будет. И теперь и всегда.

— Слышала? — насмешливо обратился Берт к Мери. — Вот как женщина должна рассуждать! Саксон свое место знает.

— Я думаю, мы всегда будем советоваться друг с другом, прежде чем что-нибудь решить, — ответил Билл своей невесте.

— Слышал? — торжествующе повторила Мери. — Имей в виду, что человек, который захочет стать моим мужем, тоже должен будет во всем со мной советоваться!

— Билл ей просто очки втирает, — возразил Берт. — Все так говорят, пока не женятся.

Мери презрительно фыркнула:

— А я ручаюсь, что Саксон будет им и потом вертеть. Что касается меня, так я объявляю во всеуслышание, своим мужем хочу вертеть — и буду.

— Нет. Если ты будешь его любить, — заметила Саксон.

— Наоборот. Тем более, — настаивала Мери.

Берт скорчил грустную гримасу.

— Вот видите, поэтому мы с Мери до сих пор и не поженились, — сказал он. — Я — как тот упрямый индеец: черт меня побери, если уж я построю себе вигвам, да не буду в нем хозяином!

— А я не индианка, — возразила Мери, — и не вышла бы замуж за такого упрямого индейца, даже если бы на свете не осталось ни одного мужчины.

— Этот упрямый индеец вас, кажется, еще не сватал!

— Он знает, какой получит ответ.

— Поэтому он, может быть, десять раз подумает, прежде чем сделать предложение.

Саксон, которой хотелось перевести разговор на более приятные темы, всплеснула руками и воскликнула:

— А я и забыла! Я хотела вам кое-что показать. — Она вынула из кошелька гладкое золотое кольцо, и присутствующие передали его друг другу. — Это обручальное кольцо моей матери. Я его всегда носила на шее, как медальон. В приюте я так плакала и умоляла вернуть его, что начальница разрешила мне его носить. И только подумайте! — в следующий вторник оно будет уже у меня на пальце! Посмотри, Билли, что внутри вырезано:

— «Д. от К. 1879», — прочел он.

— Дэзи от Карлтона. Карлтон — имя моего отца. А теперь. Билли, ты должен вырезать на нем наши имена.

Мери была в восторге.

— Замечательно! — воскликнула она. — «С. от Б. 1907».

Билл на минуту задумался.

— Нет, это нехорошо, ведь вовсе не я дарю его Саксон.

— Знаешь что? — предложила Саксон. — Пусть на нем будет просто «Б. и С. «.

— Нет, — Билл покачал головой, — «С. и Б. «, потому что ты для меня на первом месте.

— Если я для тебя на первом месте, то ведь и ты для меня тоже. Билл, милый, пусть будет «Б. и С. «.

— Видишь, — сказала Мери Берту, — она уже теперь из него веревки вьет.

Саксон почувствовала укол в словах Мери.

— Впрочем, как хочешь. Билли, — сдалась она.

Он обнял ее.

— Мы еще об этом потолкуем.

Сара была крайне консервативна. С тех пор как кончилась пора ее любви и родился первый ребенок, она словно остановилась на одной точке. Ее душа как будто раз и навсегда приняла определенную форму и так и застыла. В Саре еще жили вкусы и предубеждения ее девической поры и той семьи, в которой она выросла. Малейшее нарушение обычного уклада жизни казалось ей чуть ли не революцией. Том пережил много таких революций. Три из них произошли при перемене квартиры. Третья сломила его, и он решил больше никогда не переезжать.