Спасите наши души - Ромен Гари

Рассел Элкотт снял наушники. На полу валялись герметически упакованные коробки с пленкой.

— Послушайте, Берт, я хочу напомнить вам, что записи необходимо спускать в ракетные шахты каждые полчаса. Разве вам этого не говорили?

Звукоинженер посмотрел на него в упор:

— Зачем? Чего вы ждете? Конца света? Он уже наступил, причем очень давно. Наш мир — это уже новый мир.

— Потомкам нужна будет полная информация, старина.

— Вы имеете в виду, исследователям из других галактик, которые прилетят сюда и займутся раскопками, чтобы узнать, как мы до этого докатились?

— В грядущие века люди будут любознательнее, Берт. Готов поспорить.

Он снова надел наушники. Говорил президент.

— Сенатор Болланд, мы не можем снести с лица земли целую страну, даже если у нас есть какие-то… дурные предчувствия… пусть даже обоснованные…

— Предчувствия! Это — достоверный факт!

— Я так же, как и вы, переживаю за наши бессмертные души. Устроить всемирный холокост, вызвать тотальное разрушение технократической цивилизации, как того хотелось бы некоторым представителям молодежи? Если следовать доводам подобного рода, необходимо было бы уничтожить три четверти человечества, чтобы оставшаяся четверть начала все сначала, но пойдя на этот раз другим путем. Погубить цивилизацию, чтобы спасти бессмертную душу… Единственный недостаток подобных рассуждений — ради этого спасения погибнут сотни миллионов. Духовная гибель человечества, вот к чему это приведет, а не к бессмертию…

Рассел Элкотт слушал. Он узнавал голос каждого, он прекрасно знал их всех: честные люди, они трудились как могли, но они не были предназначены для этого. О них можно было сказать «обычные люди», как говорят «обычные виды вооружения». Интендантская служба все-таки не поспевала за научным прогрессом. Этика и чистый интеллект, не имеющий отношения ни к морали, ни к «душе», никогда еще не были так далеки друг от друга.

— А Китай, господин президент? Ведь, в конечном счете, Албания всего лишь филиал Китая в Европе!

— Я регулярно информировал вас о всех моих попытках наладить отношения с Китаем, сенатор. Но они поют одну и ту же песню: Албания является суверенным и независимым государством, и так далее, и так далее… Невмешательство во внутренние дела других стран и все такое прочее. Кстати, Пекин остается в выигрыше при любом повороте дела: эксперимент может оказаться «удачным» — тогда в их распоряжении окажется «абсолютное» оружие, или же либо русские, либо мы попытаемся помешать этому эксперименту — тогда нас заклеймят «империалистическими агрессорами» и мы будем дискредитированы в глазах всего мира… Кроме того, я полагаю, что албанцы не осознают всех последствий своих действий. Впрочем, как и мы. Мы не знаем. И именно поэтому я прошу генерала Франкера еще раз изложить точку зрения военных…

— Вы ее уже изложили, господин президент. Мы не знаем. И мы хотели бы, чтобы вы рассуждали следующим образом: «То, что нам известно, выглядит слишком опасным, чтобы мы могли позволить себе рисковать неизвестностью».

Возникла пауза, затем раздался голос сенатора Эклунда из Орегона:

— Так рассуждают компьютеры, генерал!

— Так-то оно так, сенатор. Только у компьютеров есть одно неприятное свойство: они редко ошибаются.

Рассел Элкотт встал. Звукоинженер подошел к автомату и налил себе кофе.

— Вечером пойду на порнофильм, — сказал он. — Для разнообразия хочется чего-нибудь чистого.

В два часа ночи их снова вызвали в Оперативный зал. Президент сидел перед «боровом» в пижаме и домашних туфлях, со стаканом молока в руке.

— Мне очень жаль, что пришлось разбудить вас, — сказал он. — Чертова работа, правда?

Они ждали, что он скажет дальше.

— Что касается этой албанской штуковины… — Он отхлебнул из стакана. — Я хочу, чтобы она в пятинедельный срок была стерта с лица земли.

— Есть, сэр, — сказал Франкер. Он был мертвенно-бледен.

— Я еще раз говорил с Пекином. Они ничего не хотят знать. Так что… Как вы там говорили, генерал? «То, что нам известно, выглядит слишком опасным, чтобы мы могли позволить себе рисковать неизвестностью».

— Да, сэр.

— Пять недель. Мы приняли предложение русских. Рейд диверсионной группы — как они и предлагали. Саботаж… Если сможем провернуть это «незаметно»… ну, «незаметно» здесь понятие относительное… тем лучше. Если нет, то… разрушим весь сектор, сметем его с лица земли. Уничтожим. Ядерная ракета отклонилась от курса. Все что угодно.

— Да, сэр.

— И вот еще что…

Они замерли в ожидании.

— Нам придется принять кое-какие меры в отношении науки, — сказал президент. — Нам ее уже не сдержать: скорее это она уже нас держит. Нам необходимо новое поколение компьютеров, что-то вроде духовного компьютера, с которым ваш президент мог бы консультироваться перед сном. Такой компьютер, который позволил бы с одного взгляда оценить, что в данный момент происходит с родом человеческим — идет ли он бок о бок с Иудой или с Христом.

Его мрачные усталые глаза сверкнули, и на губах обозначилась улыбка.

— Не исключено, что в нашем случае речь идет о втором шансе, дарованном Иуде: шансе спасти Христа. Хм, извините. Похоже, у этой штуки странный побочный эффект. Спокойной ночи. И не забудьте: у вас пять недель.

Орлиная долина — такое название дали этой местности турки тысячу лет назад. Но с началом строительства реакторов-размножителей, коллекторов и прочих агрегатов, предназначенных для создания полностью управляемой системы «полного цикла», которая положит конец разбазариванию духовной энергии албанских трудящихся, долину переименовали в Народную.

Матье сидел на узкой деревянной галерее, опоясывавшей дом. Он смотрел на здание энергетического комплекса и на еще голую землю между заводами и зданиями технических служб.

Вид с галереи открывался великолепный. По обе стороны от творения рук человеческих высились заросшие лесом горы. В этих лесах уже давно не было птиц. Орлы, которым долина была обязана своим древним названием, покинули ее — укрылись ближе к вершинам.

Одним взглядом Матье мог объять все, что сам создал. Тот факт, что одна из самых маленьких, а с технической точки зрения и самых отсталых стран мира, отличавшаяся, однако, безупречной идеологической дисциплиной, сумела за три года поднять свой технологический уровень до уровня своих достижений в области идеологии, — был ярким доказательством того, что воля вождей, если она стоит на службе народных масс, способна на многое.

Матье оставалось решить еще несколько задач — второстепенных, но при этом безотлагательных.

Так, за исключением людских ресурсов, материалы, предоставленные в его распоряжение, были весьма посредственными. Зато энергетическая отдача албанского народа была отличного качества: его дух обладал исключительной мощью и чистотой, и улавливание осуществлялось с максимальной эффективностью. Сказывались тридцать пять лет интенсивной идеологической подготовки.