Победителей не судят - Олег Курылев

— Да раму мы поменяем, Эрнст! — воскликнул знакомый. — А хороший портрет? Чей он?

— Я же говорю, мой.

— Да мы не о том — кто художник? С чьей работы сделана репродукция? — спросил очкастый.

— Это подлинник! — Шмуль выпустил струю дыма прямо в очки. — Я, по-твоему, копию с такими вот засохшими мазками, — он показал корявый ноготь большого пальца, — не отличу от гладенькой лепродукции.

Шмуль так и выразился: «лепродукции».

— А что она собой представляет: холст на подрамнике или картон? — спросил третий.

— Вроде картонка. Там с обратной стороны написано «Шеллен», — добавил он.

— Это не тот Шеллен, что работает художником в «Облаке»? — предположил один из парней.

— Видимо, тот, больше некому, — согласился второй.

— Тогда это то, что надо, — подытожил третий. — Шеллен — признанный мастер. Давай, Эрнст, неси. Пиво за нами.

— Ладно, ждите меня тут и, пока я хожу, определитесь, где в субботу будете угощать меня «баварским».

Дойдя до этого места расследования, Поль заорал на подчиненного:

— Кто тебе дал право брать чужую вещь?!

— Но, шеф, я же для общего блага и только на время. Хотите, заберу хоть завтра. Они заменят чем-нибудь, и все дела.

— Завтра фотографии открытия Дома Литераторов попадут в газеты, — медленно, с расстановкой проговорил Поль. — Наверняка там окажется и этот портрет. Моли Бога, чтобы на снимках эту мазню было плохо видно.

Он вскочил и, скорчив гримасу, принялся ковылять по кабинету туда и обратно.

— Ну хорошо, ты, положим, тот еще знаток живописи, но те-то три придурка могли разобрать, что ты им притащил?

— А их не было, — спокойно ответил Шмуль.

Оказалось, что, когда он вернулся назад (правда, поздним вечером), парадный вход был заперт и Шмулю стоило больших усилий уговорить сторожа впустить его внутрь — не тащить же картонку обратно. Он побродил немного по пустому вестибюлю и уже собирался оставить портрет возле стоявшей на прежнем месте стремянки и уйти, как увидал какого-то деда с кайзеровскими усами и карандашом за ухом. Дед, как нельзя кстати, оказался здешним столяром, тоже собиравшимся отправиться домой. Шмуль начальственным голосом велел ему срочно вставить картонку в раму и прицепить веревку, а потом сам забрался на стремянку и повесил портрет на уже вбитый в нужное место гвоздь.

— Ну чё там, ровно висит? — крикнул он сверху.

— Да вроде ровно, — ответили сторож со столяром.

— Ну и ладно.

Окончательно разобравшись в деталях произошедшего, Генрих Поль некоторое время с молчаливой тоской смотрел на своего подчиненного.

— Я только одного не пойму, шеф, — в чем проблема-то? — спросил тот.

— Проблема в том, что ты… — Поль хотел было обозвать помощника обидными словами, но понял, что только потратит время попусту. — Ты думаешь, что повесил на стену фойе Дома Литераторов портрет фюрера и канцлера Адольфа Гитлера?… Черта с два! Ты украл из моего кабинета и собственноручно повесил на всеобщее обозрение грязную карикатуру на нашего вождя, автор которой уже две недели как раз за это сидит в тюрьме под следствием. Понял, в чем проблема?

Лицо Шмуля посерело.

— Не может быть. Но я ж не знал! Что же делать?

— Да тебе-то уже ничего делать не нужно. На тебя повесят табличку с надписью «Баварский идиот» и расстреляют. — Поль в раздумье взялся рукой за подбородок. — А вот что делать мне?

Шмуль посерел еще больше и стал мерно покачиваться, поскрипывая стулом.

— Но-но, ты только в обморок тут не шлепнись и смотри не обгадься в моем кабинете. Ладно, пора действовать. — Он снял трубку телефона и набрал номер: — Алло, это из Имперской Театральной Палаты, могу я переговорить со старшим следователем Райнером?

Поль долго упрашивал кого-то, чтобы разыскали следователя Райнера, который, как потом оказалось, был занят на очной ставке. Райнера все же нашли и пригласили к телефону.

— Людвиг? Это Генрих. Нужно срочно выпускать Шеллена!… Какого Шеллена?… А ты уже забыл?… Как невозможно?… Ладно, это не телефонный разговор, бросай все и приезжай ко мне… Да, прямо сейчас. Жду!

Прибывший через час томительного ожидания Людвиг Райнер, тот самый человек в сером костюме, который когда-то пообещал Николасу Шеллену объяснить, какие нынче в Германии порядки, выслушал сбивчивый рассказ Поля и долго не мог поверить в услышанное.

— Где ты нашел этого дебила? — наконец спросил он, глядя в упор на притихшего Шмуля.

— Да черт с ним, Людвиг, надо что-то делать с Шелленом. Если не вспомнит о нем Геббельс, вспомнит Мучман или кто-нибудь еще. А теперь вообрази — его картина в государственном учреждении, а его самого за нее упекли в тюрьму.

Спустя пятнадцать минут был выработан план действий.

— Слушай сюда, Эрнст,— записывая что-то на вырванном из блокнота листке, стал объяснять Райнер Шмулю, — поедешь по этому адресу, разыщешь Альфонса Дельбрюка и заставишь его написать заявление по поводу своего доноса на Николаса Шеллена. Вот тебе копия самого доноса на случай, если он не помнит. Пускай напишет, что оговорил честного человека из мести, зависти или по любой другой причине. Подробно пусть напишет, по каждому пункту, и вот еще что — в конце пускай засвидетельствует, что Шеллен — лояльный новым властям гражданин, добропорядочный отец семейства, ну и так далее. Все понял?

— А если откажется? — промямлил Шмуль.

— А ты постарайся. Можешь пообещать ему выпивки (должно сработать), можешь пригрозить, мол, факты не подтвердились и лучше сознаться по-хорошему. В общем делай, что хочешь, но чтобы, — следователь посмотрел на часы, — к шести вечера его признание лежало у меня на столе в следственном управлении на Фрайгерихтштрассе, 8. Все, свободен!

— Гони ты этого недоумка, — сказал Райнер, когда за Шмулем захлопнулась дверь. — Кто тебе его прислал?… Зинталь?… Это какой?… Ах да, знаю, знаю — это человек Гейдриха. Я тебе искренне сочувствую, но, как говорится… — Райнер беспомощно развел руками. — Теперь о Шеллене.

* * *

23 июня Николаса Шеллена впервые за все время пребывания его в камере следственного изолятора пригласили в кабинет следователя. Худой, обросший, едва не подвинувшийся рассудком от почти двухнедельного одиночного заточения без предъявления обвинения и без известий о родных, он сидел на стуле перед следователем Райнером и готовился к самому худшему.

— Что же, господин Шеллен, пора что-то решать, — холодно начал следователь. — Подзадержались вы у нас, и все исключительно благодаря хлопотам господина Поля. Кабы не он, греться вам уже на солнышке где-нибудь в Дахау в компании с гомосексуалистами и саботажниками. Вот, почитайте.

Райнер положил перед арестантом снятую на гектографе копию доноса.