Политика у шимпанзе. Власть и секс у приматов - Франс В.М. де Валь

День 36-й

Еще одна атака Йеруна после повторных провокаций Лёйта. Йерун зажимает Лёйта на вершине одного из деревьев (мертвых) и кусает его. На этот раз Лёйт кусает в ответ. Мама, Горилла, Пёйст и Никки также играют определенную роль в этом столкновении. Только Пёйст присоединяется к самой драке, хотя, к сожалению, неясно, на чьей она стороне. Почти сразу после того, как все они спустились с дерева, Йерун наседает на Лёйта. Затем два самца целуют друг друга и зализывают друг другу раны. Раны Лёйта явно глубже.

У этого инцидента был косвенный результат, который стоит упомянуть в связи с возможной ролью Мамы как лидера женской группы, поддерживающей Йеруна. Когда потасовка на дереве подошла к концу и все спустились на землю, Мама стрелой помчалась к Джимми, которая поспешно схватила своего детеныша и убежала от Мамы с громкими криками. Горилла, бывшая в те времена подругой и союзницей Мамы, атаковала Кром. Причина двух этих внезапных атак, должно быть, в предшествующем конфликте двух самцов, но Джимми и Кром не имели к нему никакого отношения. Возможно, основанием для действий Мамы выступил как раз их нейтралитет? Точно мы никогда не узнаем, но это был не единственный случай, когда основной конфликт Йеруна и Лёйта сказывался на действиях самок.

День 64-й

Последняя серьезная драка происходит после того, как Лёйт какое-то время преследовал Йеруна и бросал в него камни. Йерун с криками убегает, но потом внезапно останавливается и разворачивается, чтобы сразиться с Лёйтом. Пёйст подбегает к дерущимся самцам и бросается в бой; и снова неясно, кого она поддерживает. Скорее всего, на этот раз она против Йеруна, поскольку сразу после того, как Пёйст присоединяется к драке, Йерун выбирается из этой кутерьмы и с криками убегает к Маме. Лёйт преследует его, однако вместе с Мамой Йерун способен от него отбиться.

Когда все успокоилось, Пёйст подходит к Маме и «приветствует» ее с подчиненным видом. Йерун и Лёйт целых полчаса не могут урегулировать свои разногласия. На этот раз ранен был Йерун, а не Лёйт.

Раны у Йеруна и Лёйта мы видели только после двух драк в спальном помещении и трех драк в группе. Поэтому мы можем с большой уверенностью предполагать, что у соперников было только пять серьезных столкновений. Три схватки в группе, которые я только что описал, демонстрируют вполне очевидную картину. В первой драке Йерун был атакующим и победителем, причем его противник не кусался в ответ. Во второй драке Лёйт уже кусался. В третьей (и последней) драке Лёйт был атакующим и победителем. Если учесть, что промежуток между этими драками составлял несколько недель, объяснение нельзя найти в изменении физической силы двух самцов; в действительности, результаты отражают изменение их социального статуса по отношению друг к другу.

Мы обычно думаем, что результат боя определяет социальные отношения, тогда как в данном случае как раз наоборот, результат определялся социальными отношениями. То же самое наблюдалось и в последующих процессах борьбы за доминирование. Общая социальная атмосфера влияла на самоуверенность соперников. Казалось, что их эффективность зависит от установки группы (примерно так же футбольная команда лучше играет на своем поле, чем на чужом). Хотя по прошествии четырех недель Лёйт показал в драке в спальном помещении, что физически он сильнее Йеруна, ему понадобилось девять недель, чтобы убедительно продемонстрировать себя группе в целом. К тому времени Йерун едва ли мог надеяться на какую-либо поддержку, а одна из самок, Пёйст, по-видимому, вообще покинула его лагерь. Лёйт тщательно отслеживал реакции группы, прежде чем осмелился предпринять открытую атаку на Йеруна. Его успех в последнем бою был не просто демонстрацией грубой силы: он со всей ясностью показал Йеруну, что установка группы претерпела радикальное изменение.

Я не могу поверить в то, что драки самцов действительно представляют собой пробу сил, поскольку самцы слишком сдержанны. Они кусают только конечности, обычно палец или ступню, реже плечо или голову. Такого рода сдержанная борьба отчетливо заметна уже в столкновениях двух самцов-подростков, Ваутера и Джонаса, – как в играх, так и немногочисленных серьезных инцидентах, случавшихся между ними. Поскольку это едва ли не единственная форма сражения самцов друг с другом, они не могут дать себе волю, проявив в полной мере свою физическую силу. Ключевой фактор в данном случае – их способность эффективно драться в рамках определенных правил. Самец должен уметь быстро убирать руки и ноги, а также не менее быстро хватать руки или ноги противника. Скорость и ловкость не менее важны, чем сила.

Ограничения и правила, определяющие столкновения самцов шимпанзе, характерны для видов с сообществами, включающими много самцов. Такие виды довольно редки. Общественные млекопитающие обычно живут в группах из нескольких (иногда многих) самок, но немногих самцов. У некоторых видов, например, слонов, самцы вообще не являются частью общества, тогда как у большинства других видов единственный самец держит соперников вдали от «своих» самок. В более редких случаях самцы терпят друг друга, обычно изредка совершая дружеские контакты, но самая нестандартная ситуация – когда все самцы действительно являются друзьями или союзниками.

Три других вида больших человекообразных обезьян типичны: отношения в их сообществах варьируют от нетерпимости взрослых самцов друг к другу до напряженных, но некооперативных связей. Самцы орангутангов скитаются по огромным территориям в дождевом лесу, отпугивая других самцов. Самцы горилл иногда живут в одной и той же группе, однако в типичном случае монополизируют самок и забивают вторгающихся самцов до смерти. Самцы бонобо живут вместе, однако они крайне конкурентны: они не охотятся вместе, в отличие от самцов шимпанзе, и точно так же они не защищают вместе территорию и не образуют политических союзов. Самцы бонобо, в том числе и вполне взрослые, ходят за своими матерями по лесу и зависят в своем статусе от них: на вершине обычно оказываются сыновья матерей с высоким статусом. Общество бонобо связывается самками и подчиняется им, что само по себе впечатляет, но является неудачной моделью для сложных отношений самцов, характерных для человеческого общества.

Самцы шимпанзе выделяются среди наших ближайших родственников своей способностью преодолевать базовые склонности к конкуренции, обнаруживаемые у всех самцов животных, и достигать кооперации более высокого уровня. Точно так же, как мужчины постоянно участвуют в конкурентных играх на работе, отбивая при этом единым фронтом корпоративных «врагов», самцы шимпанзе сдерживают и ритуализируют свою состязательность, поскольку им нужна единая линия обороны от соседей. Даже если в Арнеме нет соседских групп, психология самцов шимпанзе, сформированная миллионами лет межгрупповых войн в естественных условиях обитания, – это психология одновременно конкуренции и компромисса. Каков бы ни был уровень конкуренции между ними, самцы рассчитывают друг на друга, когда приходится иметь дело с внешней угрозой. Ни один самец не знает, когда ему понадобится его самый заклятый враг. Естественно, именно из-за этого сочетания товарищества и соперничества между самцами общество шимпанзе кажется нам намного более знакомым, чем социальная структура других больших обезьян[9].