На дело со своим ментом - Татьяна Полякова

— Все это чемпионство меня не интересует, —вздохнула подружка. — Хороший он был человек или не очень?

— Ответить на это не так-то просто, — покачалаголовой Лена. — Когда я училась в этой школе и Трусов был царь и бог,кое-какие вещи мне казались страшно несправедливыми. Теперь я сама тренер имногое вижу иначе. А оценить его человеческие качества затрудняюсь, я быладевчонкой, одной из многих, что я могла знать о нем? Так, всякие слухи… Но однонесомненно, он был жестким человеком, с принципами. И он им следовал. — Акак же его дочь?

— Инга? — Лена помолчала немного и покачалаголовой: — Дочь — это дочь.

— Ты была с ней знакома?

— Конечно.

— Расскажи о ней.

— А что случилось?

— Доберемся и до этого, — заверила ее Женька.

— Хорошо… Инга… ну, Инга была звездой. Знаменитый папаи собственные способности. К тому же красавица. Точно русалка, золотистыеволосы до самых колен, такое редко увидишь. Когда она их подстригла, мыплакали. Спорт она любила больше своей красоты, а с такой косищей выступатьнелегко. Все прочили ей олимпийское золото. Ну, а потом, травма и… все.

— Травма была настолько серьезной, что пришлосьпроститься со спортом, навсегда уйти из школы?

— Почему уйти, — пожала Лена плечами. — Онамогла тренировать, тем более что отец здесь первый человек, никаких проблем… Ноона-то мечтала о другом. И сломалась. Начались пьянки-гулянки, отношения сродителями испортились, но отец за нее боролся. Мысль о том, что его дочьскатывается на дно, была для него непереносима. Мне кажется, он бы легче перенесее смерть. Мысль кощунственная, но… не я одна так думала.

— И что было дальше?

— С Ингой? Не знаю. В школе она не появлялась. Кто-тогде-то видел ее в очередной пьяной компании. Потом она уехала из города,примерно на полгода. Вроде бы поступила в институт в Москве, но ходили слухи,что никаким институтом не пахнет и папа отправил ее принудительно лечиться.

— Она что, была алкоголичкой? — насторожилась я.

— Нет, не думаю. Выпивала, конечно. Дело-то не в этом:отец в городе звезда, а дочь шляется с кем попало и… в общем, портит репутацию.Где-то в начале октября Инга неожиданно появилась в школе, как раз перед моимднем рождения, веселая, выглядела отлично. Сказала, что выходит замуж. И всамом деле, через несколько дней сыграли свадьбу в нашей столовой, народуполгорода. Молодые уехали, в Киев по-моему, и в следующий раз я видела Ингу ужена похоронах родителей. Мы всей школой ходили. Помнится, кто-то рассказывал,что с мужем она уже развелась и даже переехала…

— А замуж она выходила в положении? — нахмуриласьЖенька.

— Не знаю… — растерялась Лена. — Не похоже… и оребенке я ничего не слышала.

— Дело в том, — подружка решила внестиясность, — что у Инги восемнадцатого октября шесть лет тому назад родиласьдевочка. Она оставила ее в роддоме. А теперь девочку похитили, и подозревают вэтом преступлении Ингу.

— Постойте, но ведь чепуха получается. Свадьба быласразу после моего дня рождения, то есть после тринадцатого октября.

— Шестнадцатого, — подсказала я.

— Вот именно. А на Инге было платье, в котором девятимесячнуюбеременность скрыть невозможно.

— Может, корсет? — выдвинула предположение Женька.

— Даже если корсет. Женщина за два дня до родов. Лицо,походка. А представьте, что ей целый день ходить затянутой… Чушь.

— Что же это получается? — растерялась я и самасебе ответила: — Инга не может быть матерью Лельки? И в роддоме с намипошутили?

— Всему должно быть объяснение, — спокойно кивнулаЖенька и обратила взор на Лену: — У меня вот какой вопрос. Предположим, Ингаждала ребенка. Предположим, отец, чтобы не афишировать это, отправляет ее кродственникам, пустив слух, что дочь учится в Москве. Допустим, она родилатайно, в другом городе, позволил бы он ей оставить ребенка в роддоме?

— Трудный вопрос, — задумалась Лена. —Конечно, дочь, прижившая ребенка неизвестно от кого, — это было бы дляТрусова трагедией. Надо знать, как к нему относились в школе, да и в городе. Онхотел быть безупречным, хотел гордиться своей семьей. С другой стороны, какчеловек старой закваски, он вряд ли позволил бы оставить внучку в роддоме. Незнаю… В такой ситуации сложно прогнозировать, что победит: нормальныечеловеческие чувства или амбиции.

— Но ведь, в конце концов, родить без мужа — делодовольно обычное, почему же придавать всему этому такое значение? — неудержалась я.

— Вы не понимаете. Это сложно объяснить… Такое моглослучиться с кем угодно, но только не с его дочерью. Он был помешан надисциплине, он мог выгнать из школы за незначительный проступок, он былчеловеком без единого темного пятнышка. По крайней мере, он хотел быть таким, ажизнь словно нарочно преподносила ему сюрприз за сюрпризом. — Леназамолчала, и мы некоторое время сидели молча, стараясь разложить все пополочкам. Не знаю, как Женьке, а мне это не удавалось. В день своей свадьбыИнга не была беременна. Выходит, нас в самом деле ввели в заблуждение, и Ингавовсе не мать Лельки. Но кому это нужно? Еще кое-что меня смущало: Инга, порассказу Лены, блондинка, а неизвестная Людмила, увезшая Лельку, брюнетка.Лично я не встречала блондинки, которая решилась бы перекрасить волосы, вотесли наоборот… Впрочем, обстоятельства могут быть разные… и все же…

— А после похорон родителей ты видела Ингу? —оторвал меня от размышлений вопрос Женьки.

— Месяца два назад. Случайно, в кафе на набережной. Онаменя не узнала или не пожелала узнать. Выглядела шикарно. Настоящая красавица.Думаю, дела у нее идут неплохо. Когда она покинула кафе, села за рульсеребристого «Део».

Мы с Женькой переглянулись: серебристый «Део» — это ужекое-что, его мы видели на даче, и женщина, увезшая Лельку, была на такоймашине.

— На номер внимания не обратила? — без всякойнадежды спросила я и получила ошеломляющий ответ:

— 861 — год отмены крепостного права, единственная датаиз истории, которую я запомнила. Номера местные.

После такого заявления у нас было только одно желание:кинуться к телефону и позвонить в милицию, но Женька сдержала порыв и задалаеще один вопрос:

— В кафе она сидела одна?