Жена штандартенфюрера - Элли Мидвуд

А мне уже было больше не стыдно зажмуривать глаза от лёгких укусов на шее и губах, от его настойчивых рук, одной на груди, а другой на подрагивающем от прикосновений животе, а потом ещё ниже, уже между нашими телами. Он закрывал мне рот поцелуями, чтобы не очень шумела, а когда уже сил больше не осталось терпеть его такие до боли приятные пытки, я сама потянула его за ремень.

Все оказалось совсем не больно и не страшно, думала я и улыбалась, глядя в самые любимые глаза на свете, а именно так, как и должно было быть, когда отдаёшь человеку самое сокровенное, а он понимает это и сам мучается, сдерживает себя до последнего, только чтобы не обидеть ненароком своё новообретенное сокровище своей нетерпеливостью или слишком резким движением.

Я обняла его ногами и кивнула слегка, что можно уже и не нежничать, что можно уже было делать, что хочешь, потому что мне уже сейчас безумно хорошо, а значит дальше будет только лучше.

— Ты только моя, — шептал он мне между сбивчивыми поцелуями, — только моя, слышишь? Если другой мужчина тебя только посмеет тронуть, я его убью.

— Я сама его убью, — тихо рассмеялась я ему куда-то в горячую шею и обняла ногами ещё крепче. — Только твоя, до самой смерти.

— Ну, и как тебе замужняя жизнь, красавица? — Урсула подлила ещё кофе себе в чашку.

— Просто прекрасно, с того дня, как Генрих наконец-то нанял домработницу.

— Надо отдать ему должное, он продержался целую неделю!

— Очень смешно. После того, как он несколько раз отправился на работу голодным, потому что я сожгла завтрак, и после того, как у него закончились чистые рубашки, у него не осталось выбора. К тому же, администрация театра дала мне всего две недели отпуска, так что как только я вернусь на работу, у меня и вовсе не будет времени на всю эту домашнюю работу. Да и взгляни на размер моего дома! Ну как я могу одна с ним управиться?

— Ты можешь мне ничего не говорить, я с тобой совершенно согласна. Ещё до того, как мы с Максом поженились, я его сразу же предупредила, что мне нужна будет помощь по дому. А когда он попытался что-то возразить, я вежливо ему намекнула, что у него есть два варианта: либо приходить домой к красивой, нарядной и довольной жене, которая с радостью встретит его с работы, или к кому-то в запачканном переднике, с вороньим гнездом на голове, с потрескавшимися от домашней работы руками, насквозь пропахшей едой и слишком уставшей для выполнения каких бы то ни было супружеских обязанностей. На следующий же день он привёл горничную.

— Ну, я хоть честно попыталась, — рассмеялась я. — Поэтому Генриху жаловаться не на что. Я не виновата, что родилась балериной, а не кухаркой.

— Вот именно. — Урсула откусила ещё кусочек эклера. — Мм, какая вкуснотища! Съешь один, тебе не помешает!

— Не могу, я должна следить за весом. — Вместо эклера я оторвала виноградинку с ветки. — Никогда не думала, что быть замужем за военным имеет столько преимуществ. И откуда они всё это берут? Даже папа не мог достать каких-то вещей, а деньги у него были.

— Да тут дело не в деньгах, а в контактах. А у кого больше контактов, чем у офиса СД? К тому же, им это всё достаётся совершенно бесплатно.

— Как бесплатно?

— Ну, ты же понимаешь. Часть «благодарностями» от неких лиц за оказание неких услуг, часть конфискацией.

— Конфискацией?

— Я не очень этим интересуюсь. У каких-нибудь преступников, арестованных за антиправительственную деятельность. Или у евреев тоже, согласно программе арианизации. — Она пожала плечами. — Мне, по правде говоря, дела нет откуда всё это приходит, пока оно приходит. Как тебе, кстати, этот кофе?

— Высший сорт! Лучше в жизни не пробовала!

— И дешевле! А вернее сказать, бесплатно! — Урсула рассмеялась и доела свой эклер. — Знаешь, я буду скучать по нашим маленьким посиделкам, когда ты вернёшься на работу. А ты вообще-то хочешь туда возвращаться? У тебя же теперь есть муж, ты можешь вообще не работать.

— Я знаю и тоже буду по ним скучать. Но мы всегда будем рады видеть вас с Максом у нас в гостях. А что касается театра, то я ещё не готова его бросить. Я правда очень люблю танцевать. Кстати, я совсем забыла тебе сказать: я хочу превратить чердак в маленькую балетную залу. У меня была такая дома, но теперь мне негде упражняться, а чердак подойдёт просто идеально.

— А сейчас там что?

— Ничего, куча коробок от предыдущих владельцев. Не знаю уж, почему они их не взяли, когда уезжали, а может, кто-то жил в доме и внезапно умер, не оставив наследников, и дом перешёл к партии… Но вещи до сих пор там.

— Даже Генрих не знает, кто здесь раньше жил?

— Говорит, что нет. Просто сказал, что ему предложили дом, и он решил не отказываться.

— Как я и сказала: высший сорт — и совершенно бесплатно! — последние слова мы произнесли в унисон и расхохотались. Тогда я ещё понятия не имела, что найду на чердаке.

* * *

Позже тем днём, решив скоротать время до возвращения Генриха с работы, я решила начать убираться на чердаке. Мне так не терпелось приступить к разборке, но сейчас, после того как я открыла первую коробку и начала рыться в чужих вещах, я почувствовала себя немного неловко, как если бы я нарушила их частную жизнь. И всё же, найдя фотоальбом в первой коробке, я не сдержалась и открыла его.

По-видимому раньше здесь жила семья из пяти человек: помимо официальных семейных портретов, где они позировали со всеми родственниками, самые часто повторяющиеся были фотографии, запечатлевшие родителей, хорошо одетых и очень улыбчивых, и их трёх детей — двух девочек-подростков и маленького мальчика не старше пяти. Некоторые фотографии были сделаны внутри дома и, судя по тому, что мебель была на тех же местах, не так давно. Так что моя теория об одиноком человеке, который внезапно умер, не оставив наследников, оказалась неверной. Но куда тогда делась вся семья?

Кроме альбома в первой коробке я нашла детские игрушки, которые до сих пор выглядели как новые, акварель, рисовальные альбомы и детские книги. Это ещё больше сбило меня с толку: если семья решила переехать и не хотела брать с собой всю мебель, это было вполне понятно, но игрушки? Не похоже было, чтобы эта сравнительно небольшая коробка заняла бы у них так много места, а мальчику всё это явно ещё пригодилось бы, чтобы вот так это всё бросать. Странно. Я решила отдать первую коробку в детский приют и перешла ко второй.

В ней я нашла музыкальный проигрыватель и множество пластинок (которые я решила оставить); третья коробка оказалась полна серебряной посуды и аккуратно запакованного фарфора, на вид стоящего приличных денег. Я снова не нашлась с ответом, почему они и это решили оставить. Просто забыли? Маленький чемодан рядом с коробкой содержал подсвечники и небольшие подносы, опять-таки из чистого серебра и в прекрасном состоянии. Перебирая один предмет за другим, я наконец добралась до самого дна и увидела её. Менору. Большую, изыскано выполненную менору со Звездой Давида посередине, прямо под центральной свечой. Моя рука застыла в воздухе; я не решалась к ней прикоснуться.