Брем - Николай Непомнящий

На следующий день она вернулась. «Я наивно полагал, что уже достаточно хорошо владею языком, но сейчас убедился, что ничего не смыслю в разговорном арабском, разве что различаю отдельные слова. Я пытался выразить свои мысли, но девушка не понимала меня и только улыбалась». Так продолжалось несколько дней. Брем признается: «Шейх научил меня отдельным словам, как они стоят в книжках, а это была подлинная жизнь с совершенно другими словами и правилами…»

Чрезвычайно способный к языкам Брем наверняка хорошо выучил арабский. Все дело в том, что девушка могла оказаться представительницей какого-то племени, которое говорит на другом диалекте, — такое встречается часто в мегаполисах арабского мира.

Счастливые дни быстро прошли. Брем пытался писать ей записки, но все они остались без ответа — таковы были законы страны.

Напомним, что Брему было тогда чуть больше двадцати лет.

Весной 1852 года последовало предложение от прусского генерального консула фон Пенца сопровождать в Триест транспорт для Берлинского зоопарка. Брему предлагалось ехать с ним как эксперту-зоологу. Он охотно согласился — ведь таким образом прямиком в Европу могли попасть и его питомцы, прежде всего львица Бахида. К тому же теперь он мог покрыть все свои долги…

Всего пять дней продолжалось начавшееся 22 мая из Александрии путешествие по Средиземноморью. В Триесте Брем передал груз встречавшим его служащим Берлинского зверинца, а в Вене настал час разлуки с любимицей Бахидой. Ее временно поселили в небольшом зоопарке в парковом комплексе имперской резиденции Шенбрунн.

Через Прагу и Дрезден он поспешил домой и 16 июля после пяти (!) лет разлуки упал в объятия родителей.

Путешествуя по Африке, Брем, сам того не ведая, «уклонился» от военной службы, а всех непокорных призывников, которые миновали по разным причинам тогдашний «рекрутинг», наказывали серьезными штрафами. Отца Брема спросили, почему сын не явился на призывной пункт. Назревал конфликт с властями, и старший Брем был вынужден составить письмо, которое достойно того, чтобы привести его здесь полностью: «Мой сын уехал 1 июня 1847 года по паспорту со специального разрешения государственного управления через Вену, Триест и Афины в Египет и имел цель вернуться летом 1848 года. Однако обстоятельства изменились. Жажда знаний повлекла его по просьбе барона фон Мюллера вперед до 13 градуса северной широты, где путешественники в 2000 часах езды отсюда подвергались неимоверным лишениям и страданиям. Мой сын был уже принят в химический институт и господин тайный советник доктор Вакенродер в Йене должен был зачислить его на Михайлов день 1848 года на бесплатное довольствие. Однако путешественники не вернулись.

Таким образом, мой сын целиком принес себя в жертву науке, которой он посвятил себя и ради которой он рискует жизнью.

И вот теперь этот молодой человек, мой сын, рассматривается как трусливый беглец и судим в соответствии с 9 параграфом закона о воинской обязанности. Эта вопиющая несправедливость не требует доказательств».

Отец просил власти в соответствии с параграфом 8 специальных правил, предусмотренных для студентов, отсрочить сыну службу на 12 лет. После долгих рассмотрений правительство наконец решило в декабре 1849 года отложить призыв на военную службу до 1 апреля 1851 года, но поскольку Альфред также в то время проживал в Африке, отец в начале февраля вновь представил герцогу ходатайство: «Мой сын Альфред Брем, в настоящее время находящийся на 11 градусе северной широты в Фассоре, хотел к 1 апреля вернуться и исполнить свой долг. Однако это оказалось невозможным. Вследствие трагической гибели брата 8 мая он перенес умственные и физические страдания и позже перенес лихорадку, отнявшую надолго последние силы и чуть не стоившую ему жизни. Все это привело к неспособности нести военную службу».

Герцог Георг пошел навстречу семье Бремов и, несмотря на повсеместное «закручивание гаек» в стране, позволил молодому ученому довести исследования до конца и явиться пред его очи по прибытии. Брем объявился на призывном пункте в Альтенбурге 8 июля 1852 года. В тот же день состоялось военно-медицинское освидетельствование и подтвердилась его непригодность к действительной службе, так что он, как и предполагалось, мог начать учебу.

Но архитектуру он изучать не хотел, и химию, которая упоминается в письме отца, тоже. Жизнь животных захватила все его помыслы, и существовала только одна дисциплина, которая привлекала молодого человека, — зоология!

Когда он начал учебу, университет Йены, благодаря работе в нем Эдуарда Оскара Шмидта (1823–1886), был на хорошем счету в области зоологии, а «молитвами» Матиаса Якоба Шлейдена (1809–1881) добился успехов и в ботанике. Шмидт, чьи исследования были посвящены плоским червям, принял удачное решение соединить в лекциях зоологию со сравнительной анатомией, чтобы заложить у слушателей прочный фундамент научных знаний. Многие из записавшихся к нему на семинары не выдержали непривычных нагрузок и ушли. Шмидт вспоминает: «В летний семестр 1849 года я впервые прочитал курс лекций по сравнительной анатомии. Из трех любопытных, записавшихся ко мне, один ходил только первые часы — больше я его не видел. Двое других терпели дольше, но на занятиях уже не появлялись». Эта ситуация к приходу Брема практически не изменилась. У Фридриха Зигмунда Фойгта (1781–1850), который незадолго до смерти читал на курсе лекции по зоологии, в зале был только один слушатель — Брем. После кончины Фойгта Шмидт совместно с веймарским министром Вайцдорфом начали борьбу за создание первой зоологической профессуры. Несмотря на поддержку властей, успехов было мало, но Шмидт все же был назначен директором Зоологического музея, учреждения, дотируемого 100 талерами в год! Но хотя музей был отдан теперь студентам в полное их распоряжение, самому Брему он дал немного, ведь его собственные коллекции были куда богаче музейных.

Несмотря на весьма ограниченные возможности, учеба в Йене продвигалась. Здесь преподавали такие светила европейской зоологии, как Карл Гегенбауэр (1826–1903) и даже Эрнст Геккель (1834–1919). Этот период можно было назвать эпохой расцвета зоологии в Йене.

Пока Брем учился, вышли в свет три тома его африканских дневников. Они быстро разошлись в книжных лавках, потому что разительно отличались от сухих отчетов «классических» зоологов. Его стали узнавать на улицах — зарождалась слава молодого писателя. Брем решил продолжить учебу в Вене, но просьба о переводе почему-то была отклонена…

Профессиональные ассоциации и научные общества были заинтересованы в использовании опыта молодого зоолога в их работе. Императорская академия естественных наук сделала его в 1855 году своим членом. Сразу же после возвращения из Африки Брем принял участие в работе научного общества Восточных земель[19]. В 1852 году он сделал доклад о своих странствиях и подарил обществу часть коллекций. Наконец в 1859 году в печатном органе общества появилась большая работа Альфреда Брема: «Год в Судане».