Демонология Сангомара. Хозяева Севера - Д. Дж. Штольц

споткнулся о корягу, выброшенную на берег, и, пролетев с десяток васо, упал. А тело Леонарда продолжало стремительно уносить. Где-то впереди река с грохотом обрушивалась вниз, в еще более тесное ущелье. В нем искать утопленника будет бесполезно.

– Там обрыв! Обрыв! – закричал Уильям.

Чтобы догнать Лео, кельпи, взвыв, с силой оттолкнулась копытами от высокого выступа. Пролетев по длинной дуге, она замерла почти на кромке обрыва посреди бурлящего потока, не поддаваясь ему. Уильям сунул руку в воду. За миг до того, как тело должно было проплыть мимо, он поймал его за шиворот. Кафтан треснул по швам, отчего пришлось перехватить Леонарда под мышки. Вторая рука Уилла отчего-то стала тяжела, неподъемна, и, пересиливая себя, он с трудом закинул графского сына на лошадиную спину.

– Вериателюшка… – простонал он не своим голосом, – Вериателюшка, отвези нас отсюда, пожалуйста…

Когда кельпи развернулась и поскакала рысью к берегу, скрытому за скалами, Уильяму застлала глаза кровь. Он отер ее плечом, чувствуя, как болит все тело. Будто его долго били… Но ведь так и было?

Пока они добирались до берега, вторая кобыла, вороная, все не унималась: то игриво ржала, то перепрыгивала свою мать, то обдавала всех ледяной водой. Поведением она напоминала скорее шкодливого ребенка. Ну а Уильяму с каждой минутой становилось все хуже и хуже. Боль нарастала ежеминутно, и, когда кельпи вышла на берег, рыбак насилу сполз с нее. Он снял с лошадиной спины Леонарда, опустил его на холодные камни лицом вниз, чтобы дать воде вытечь. Однако мертвец так и оставался мертвецом… Их усилия оказались напрасны…

Тут же из-за поворота показался бегущий Филипп. Он упал на колени рядом с сыном, на котором не осталось ни одного живого места. Здоровую часть лица, которую не успели обезобразить фанатики, теперь продавило камнями. Глаз каким-то чудом уцелел, а вот ухо просто стерлось и осталось в реке. Челюсть и нос были свернуты набок. Даже отец не признал в этом изуродованном теле того, кто некогда приходился ему сыном, пусть и приемным.

Леонард лежал, безжизненно вперившись в небо одним глазом и пустой глазницей, с которой река сорвала повязку. Его потемневшие от воды рыжие кудри быстро напитывались кровью.

Глядя на мертвеца, граф взял его руку в свою, чувствуя, как холодна она после ледяной реки. Он понимал, что сделать уже ничего нельзя… С такими травмами не живут… Неподалеку от него стоял Уильям. Ему ясно виделись эти страдания, поэтому он скорбно молчал и старался не обращать внимания на собственные увечья. Обратившись в человека, Вериатель неподвижно замерла подле него. Она тоже наблюдала за происходящим, хотя делала это с обычной кривоватой улыбкой: горе графа ее совершенно не трогало.

– Вериатель, – Уильям тихо обратился к ней. – Ты можешь помочь ему?

На это она вытянула губы трубочкой, как бы раздумывая. Пока демоница продолжала тянуть их, Филипп резко обернулся к ней, и в его старых синих глазах появилась мольба. Заметив это, Вериатель неожиданно зло расхохоталась, напомнив о недавней ночи, и скакнула к погибшему. Она склонилась, отчего ее мокрые волосы упали ему на лицо, но сама продолжала глядеть на графа. Тот сидел на коленях, по другую сторону от сына, и внезапное горе так состарило его, что залегло глубокими морщинами вокруг глаз.

Граф попросил севшим голосом:

– Помоги ему, пожалуйста, если можешь…

Вериатель, продолжая хранить на губах злую улыбку, коснулась лица Леонарда. На миг между ней и ним вспыхнула ярко-голубая искра. Вериатель жестом будто что-то поманила из бездыханного тела вампира – и вот изо рта и носа стала толчками выливаться вода, которая извивалась в воздухе, переплеталась, пока не оплела змеей руку демоницы, устремляясь все выше. Тогда демоница резко взмахнула – и вода тотчас, потеряв всякую силу, пролилась наземь.

Раны на обезображенном лице погибшего стали затягиваться: одни просто исчезли, а другие стали не так отвратительны. Леонард открыл глаза и зашелся в приступе сильного кашля. Его взгляд был мутным, он не понимал, где находится и что произошло. Граф поглядел на вернувшегося сына, не веря, что подобное возможно, бережно коснулся его лица, провел по почти затянувшимся ранам, чувствуя под пальцами свежие рубцы.

И стоило ему убедиться, что его не пытаются обмануть иллюзией, он тут же упал перед демоницей на колени.

– Спасибо тебе, хозяйка воды! – поблагодарил ее граф.

В ответ Вериатель только высокомерно поглядела на него, как на пустое место, и принялась вытирать свои белые ручки о платьишко, будто желала стереть с них несуществующую грязь. Когда она отошла к Уиллу, тому отчего-то показалось, что на ожившего Леонарда его подруга глядит как на какую-то мелкую мерзость, которой ей пришлось коснуться поневоле.

Вериатель взяла своего рыбачка под локоть и повела обратно к мосту. Уильям хромал и шатался. Ему казалось, что мир вокруг него то скачет, то плывет, насмехаясь. За тот короткий промежуток времени, что Уилл боролся с рекой, она успела изрядно его покалечить. Сильным ударом о камень ему разворотило бедро до кости, а также изувечило правую ногу выше колена. Коснувшись головы, он нащупал сзади большую вмятину, откуда ручьями лилась кровь. Лицо его не пострадало, а вот вывернутая рука горела огнем.

Несмотря на это, в его душе поднялось ощущение радости оттого, что ему удалось спасти графского сына. Когда они немного отошли, Уильям через силу обернулся и встретился взглядом с Филиппом, который сидел на камнях около Лео. Едва граф подорвался, чтобы подойти, Леонард окончательно пришел в себя.

– Отец… что… где это мы? – пробормотал сын, оглядываясь. Он тут же задрожал от холода.

Филипп принялся снимать с Леонарда промокший изодранный кафтан, чтобы укрыть его своим теплым плащом.

Тогда Уильям, чтобы не мешать, отвернулся и медленно побрел прочь, сильно хромая. Ему приходилось опираться на поданную ему демоницей руку.

– Спасибо тебе, душа моя, – шепнул он. – Было безумием прыгать туда…

Вериатель насмешливо фыркнула, согласившись. Затем она дотронулась до стекающей по лицу рыбака крови. Высунув язычок, она облизнула ее со своих пальчиков и звонко причмокнула, демонстрируя хорошее настроение.

– Я невкусный, кельпичка. Одна кожа да кости… – Уильям с трудом улыбнулся, когда ему вспомнились события пятнадцатилетней давности.

Из реки к ним неожиданно выпрыгнула та самая вороная кобыла. Она поглядела на пару, фыркнула и пошла рядом, стуча копытами по камням. Порой она пыталась заигрывать с Уильямом: то толкала его мордой, то бегала вокруг него по кругу, – но после строгого взгляда матери ненадолго одумывалась.

Стоило им завернуть за скалу, как они почти нос к носу столкнулись с Горроном. Он вел за собой под узду лошадь, а в другой руке у него багровел кровью меч. Увидев его, вороная кобыла вмиг растеряла всю шаловливую детскую прыть, завизжала, завопила, закричала на сто голосов и, дикая, скакнула в воду, где и исчезла. Вскинув брови, герцог Донталь перевел взор сначала на девушку в сером платье, а затем на Уильяма и сказал:

– Признаться, вы напугали своим поступком даже меня. Демоны вас побери, это было восхитительно и безумно!

Вериатель тут же неестественно расхохоталась. Она отпустила локоть своего рыбачка и, продолжая хохотать, обратилась в страшную черную демоницу, потом прыгнула к герцогу – и клацнула рядом с его лицом зубами. С воплями от удачной шутки она тоже пропала в белой пене.

Те силы, что оставались у Уильяма, стремительно таяли, и он, пошатываясь, присел на ближайшую крупную корягу. Не будь ему так плохо, он бы сильно удивился тому, что герцог даже бровью не повел от выходок кельпи. Возможно, он бы даже задался вопросом, какое загадочное прошлое может быть у такой недюжинной отваги?.. Но сейчас ему было не до того, и он изо всех сил старался позорно не упасть в обморок.

– Сын Филиппа жив?

– Да, – коротко ответил Уильям.

– Хорошо. В общем-то, ваша кобылица вряд ли понеслась бы спасать мертвеца, если бы не могла вернуть его к жизни. Но они ничего не делают даром. И чудится мне, что Леонарду не понравится, когда ему придется за это заплатить… – улыбнулся уголками губ герцог и подошел ближе. – Вам нужно вправить руку. Готовы?

– Давайте, – прошептал Уильям. Он прикрыл глаза.

Резкая боль пронзила его, прокатилась по всему телу, и он сцепил челюсти, чтобы не вскрикнуть. Ему не хотелось показывать свою слабость. Еле-еле он смог открыть слипающиеся от крови глаза и пошевелил рукой, сжал и разжал