На пиру богов - Сергей Николаевич Булгаков

с этим протестантизмом жизни, а не мысли так и не справилась, даже больше скажу – и не боролась Русская Церковь, капитулировавшая перед врагом раньше. Но есть в делах Петра, помимо протестантизма, еще и другое начало, в котором он является орудием Высшей Воли, органом вселенского церковного сознания. В его решительном повороте к Западной христианской Европе выразилось и чувство Вселенской христианской Церкви, заглохшее в греко-российстве. Петр проломил херсонисскую ограду, воздвигнутую вокруг Русской Церкви Византией. Правда, он не открыл в ней врат, не знал их и не мог, не умел этого сделать, но он сумел внять велению истории, что часто и делает великого человека. С греко-российством было покончено, однако только фактически, идеологически все осталось нетронутым, а потому, кажется, и незыблемым.

Светский богослов. И остается незыблемым и поныне, ибо то, что вы изволите теперь называть «греко-российством», есть Православие, которого, по непреложному обетованию Спасителя, не одолеют врата адовы.

Беженец. Этот вопрос мы пока оставим, теперь мы говорим о Херсонисе, как мы изживаем этот подарок феи при крещении: «греко-российство» в качестве вселенскости, иначе говоря, церковный национализм или национальная Церковь. И отсюда, как из духовного центра, надо понимать все особенности русской истории, как бы далеко они, казалось, ни отстояли от Церкви или находились в диалектической противоположности с нею, как, например, протестантская реформа Петра. Вот и интеллигенция наша космополитическая, в которой вы видите главное зло и несчастие России, и она имеет свои духовные истоки в том же Херсонисе, хотя и сама о том не подозревает…

Светский богослов. Новейшее открытие, поздравляю. В вечной погоне за пикантностями чего только не выдумаешь. А уж если искать эти духовные истоки российской, хотя оттого отнюдь еще не русской интеллигентщины, смотрите на карте южнее Херсониса, там – у побережья Тира и Сидона, в земле обетованной. А Херсонис лучше совсем оставьте в покое.

Беженец. Даже если и ввести указанную вами этнографическую контрабанду, которая обычно приводится под флагом Интернационала и космополитизма, все равно остается вопрос о причинах успешности его влияния, которые могут быть поняты только из благоприятствующей среды. А эта среда все-таки вскормлена и подготовлена наследием Херсониса. И чтобы быть справедливым, нужно в уродливом и жалком образе российской интеллигенции понять и ее правду, которую она не умеет выразить на своем жаргоне и осознать.

Светский богослов. Ни о какой правде в интеллигенции не может быть и речи у этих выболтавшихся, изолгавшихся, никчемных обезьян.

Беженец. Если они так ничтожны, почему же им дано было развить такую силу, хотя бы и в разрушении, почему они оказались бациллами революции. Никто не будет отрицать, что холерная бацилла есть хотя и злая сила, но сила, которая в себе имеет запас жизненности и энергии, ее-то и надо разгадать. И мне кажется, что, хотя интеллигенцию принято винить в беспочвенности, она есть явление в высшей степени почвенное в такой же мере, как породивший ее церковный национализм, то есть дар Херсониса. Она есть его тень или, по Гегелю, диалектический антитезис.

Светский богослов. Интеллигентщина – это заразная заморская болезнь, завезенная к нам из Палестины и Европы, как сифилис и алкоголь прививаются дикарям, и только всего.

Беженец. Я не люблю – не меньше вас – эту интеллигентщину, тупую, глупую, самодовольную, не способную ничему научиться, и все-таки я должен признать в ней историческую силу подобно тому, как не могу не признать ее в протопопе Аввакуме и во всем русском расколе. И там, где закономерны Аввакумы, все равно в среде раскольников или никонианцев, там столь же закономерна и космополитическая интеллигенция, и даже больше скажу: она ближе к вселенскому христианству, нежели аввакумовщина.

Светский богослов. Говорить об интеллигенции в религиозных терминах невозможно.

Беженец. Напротив, необходимо: иначе как в религиозной плоскости она и не может быть понята. Судите же: вселенская религия всех языков, всенародная и сверхнародная, осознана исключительно как московское Православие, «Третий Рим» (даже и греческое Православие взято под сомнение), христианская вера стала русской верой, которая должна быть соблюдена в неприкосновенности до соблюдения всякой орфографической ошибки. Судите сами: свойственно ли великому народу и его религиозному гению вполне удовлетвориться таким религиозным самочувствием и жизнепониманием, или же в нем должна была с неменьшей силой подняться встречная волна вселенского, кафолического, сверхнародного и воистину церковного сознания. Только на скверном жаргоне интеллигенции все эти великие и святые идеи быстро пропахли чесноком, который во всех случаях христианского замешательства всегда налицо, и превратились в космополитизм, Интернационал, социализм и подобное. Инстинкт, однако, остается верным: интеллигенции суждено было нечленораздельным языком ослицы исповедовать истину Вселенской Церкви против националистической ереси Третьего Рима. В этом исторический смысл столкновения Петра Великого с Московской Россией и, позднее, идейной борьбы славянофильства и западничества.

Светский богослов. Содержание этой борьбы определяется борьбой веры против неверия, христианства против безбожия, вскормленного западным Протестантизмом, этим законным порождением западного же Католичества. В том-то и заключается историческое наше несчастье, что мы отравляемся сильнейшими и опаснейшими ядами, в которых мы неповинны, происходит историческое братоубийство – Каин снова убивает Авеля своими удушливыми газами.

Беженец. Нельзя допускать себя до самоослепления враждой. Против религиозного национализма в христианстве интеллигентский космополитизм утверждает свою религиозную правду хотя и такую же однобокую. Борьба славянофильства и западничества идет у нас, начиная с Херсониса, с тех самых пор, как мы приняли от греков яд религиозного национализма, или «греко-российства», и стали по-детски, как попугаи, повторять вслед за ними длинные списки латинских ересей и бояться каждого западного христианина. Это отношение не то страха, не то самообороны проходит через всю нашу церковную историю, а в идеологии славянофильства и западничества достигает своего осознания. И ведь наше западничество не нигилистами только одними исчерпывается, оно знает и Чаадаева и Владимира Соловьева, других лучше не буду называть, чтобы не раздражать.

Светский богослов. Да и названные вами суть вполне определенные отщепенцы, которые, впрочем, в значительной мере покаялись в своих заблуждениях.

Беженец. Не знаю… Вызовите мысленно тень Чаадаева и сделайте его нашим современником: захотел ли бы он отказываться теперь от «Философических писем», в которых дал такой проницательный диагноз русской болезни? А вот положение новейших Филофеев, мечтателей Третьего Рима», наших религиозных националистов Третьего Рима», славянофильствующих богословов, было бы совершенно безответно, над ними уже произвела свой страшный суд история. Впрочем, не одни они, вся русская литература без всякого исключения устарела после происшедших событий, вся она принадлежит к предыдущей исторической эпохе, одинаково устарел и Герцен, и Достоевский, и Белинский, и Константин Леонтьев – общая участь. Нельзя повторить ни