Сын чародея с гитарой - Алан Дин Фостер

– Эх, дураки, дураки. – Взор Чамунга обратился на юг. – Не найдут они поживы в Линчбени. Голодать будут, каяться. В городе ворья и без них хватает, и у половины даже карточек Гильдии за душой нет. Удача всегда связана с риском, а мы не боимся маленько рискнуть, правда, братцы? Идем. – Он решительно зашагал на север, к дороге. – Добудем себе богатство, а заодно отомстим за нашего несчастного брата Джачау.

В моей голове уже не умещаются соблазнительные сцены долгого и методичного потрошения!

Прежде чем последовать за атаманом, виверр и енот обменялись откровенно задумчивыми взглядами.

Фургон катил по Колоколесью, по извилистой дороге, пока Граджелут не свернул влево, на запад, на едва заметное ответвление пути, о чьем существовании Банкан даже не подозревал. Новая дорога была почти нехоженой и неезженой. Сказать, что она вообще была, язык с трудом повернется. Поэтому странники теперь продвигались гораздо медленнее.

Но местность оставалась сравнительно ровной, а грунт – твердым.

Колоколесье не переходило в болото, а граничило с ним. Еще минуту назад путники ехали среди редких дубов и сикомор, колокольных деревьев и глиссандовых кустов, в сопровождении песен ящериц-плакальщиц и гула насекомых, а сейчас их окружают пепельно-серая поросль и гнилые остовы давно погибших деревьев. Это убожество вскоре сменилось столь же пышным, сколь и тошнотворным на вид лесом из гигантских шампиньонов, поганок, мухоморов и тугими болотными кочками мрачного мицелия, что болезненно пульсировали гнилушечным светом. Небо Колоколесья – синее в крапинах облаков – сменилось навязчивым серо-зеленым сумраком, безотрадным и для глаз, и для души. Но Банкан знал, что где-то над этим пагубным туманом по-прежнему ярко сияет солнце и в бездонном воздушном море сходятся, расходятся и чарующе белеют облака.

Трясясь в этом муторном оливково-зеленом сумраке, необходимо любой ценой держаться за воспоминания о них.

Со шляпок гигантских шампиньонов и иных представителей грибного племени печально капала вода. Перед странниками высились чахоточного облика призрачные белые заросли с гнусным запахом. Банкан потуже затянул на шее шнурок накидки. Даже выдры поддались унынию. Им не мешала сырость, однако мрачная атмосфера брала свое. Беспросветным пейзажам удалось заглушить беззаботно-веселую перебранку с той же легкостью, с какой пропитанная влагой земля глушила скрип Граджелутова фургона.

– Итак, мы на Нижесредних болотах, – спокойно констатировал Банкан.

В этом комментарии не было необходимости, но затянувшееся молчание уже превратилось в пытку. Вкупе со специфическим шипением и постаныванием торфяников, с метанием белых фосфорических призраков, что охотились за другими неприятными видениями и всякий раз ускользали из поля зрения. Граджелут среди жутковатого пейзажа демонстрировал подавленные, но стойкие уверенность и надежду и методично погонял ящериц.

– Я про эти клепаные болота все знаю, вот так. – Сквилл стоял на коленях позади козел и напряженно вглядывался в туман. Улыбка его была вымученной, как и оптимизм. На кончиках усов висели капли. – Мадж о них до фига рассказывал. Он сюда не раз совался и завсегда приносил домой хвост целехоньким.

– Да, но он не говорил, какая тут тоска, – вставила Ниина совершенно лишнее замечание.

– Этим-то болота и опасны. – Толстые пальцы Граджелута потряхивали вожжами, взгляд нервно метался вправо-влево. – Их атмосфера просачивается в разум и подавляет волю к сопротивлению, не позволяет идти дальше. В конце концов путник капитулирует и останавливается. И тут за дело берутся споры и белые нити грибниц. Они проникают в тело, прорастают в путешественнике, питаются его соками, и, наконец, остается только белый скелет. Да и он со временем превращается в землю.

– Приятно видеть, шеф, че ты не позволяешь себе расстраиваться из-за таких пустяков, – сухо заключила Ниина.

Сквилл был мрачен.

– Сказать по правде, это не самое развеселое местечко из тех, где я на своем веку поошивался.

Внезапно Банкан осознал: атмосфера болот уже принялась за них.

Безжалостно давила на психику вездесущая аура тоски и безнадежности.

– Как насчет песенки?

– А че, Банкл, клевая идея. – Ниина приподнялась. – Че-нибудь живенькое, жизнеутверждающее.

– Только без чаропения, – взмолился Граджелут и с тревогой покосился на дуару. – Кажется, мы договорились: бережем его на самый крайний случай. Признаюсь, мне тут весьма не по себе, но расстаться с жизнью я не спешу. Всему свое время.

– Без чаропения, – согласился Банкан. – Так, веселый мотивчик, чтобы взбодриться и прогнать грусть.

– Да, это не помешало бы, – неохотно согласился купец.

– Вот и отлично.

Банкан ударил по струнам, осыпав затхлый торфяник игривыми аккордами, как богач осыпает золотыми монетами толпу нищих. За его спиной выдры весело грянули:

Сегодня унывать нам не с руки, чуваки.

Потехе – время, а грусти – час.

Зеленая тоска не одолеет нас,

Мы песенку споем и оживем тотчас.

Не здесь же нам отбрасывать коньки?!

По торфяникам плыла музыка, проникала всюду, раздвигала мрак, точно грязные гнилые занавеси. По-прежнему путники дышали заплесневелым воздухом, но его тяжесть заметно уменьшалась, а ближайшие трупоядные грибы съеживались от беспощадного веселья, от бодрости, что казалась какой угодно, только не воображаемой.

– Послушайте, музыканты, – взмолилось ближайшее растение справа, – не пора ли вам отдохнуть?

– Чтоб меня! Мадж не соврал. – Ниина пригляделась к огромной поганке. – Они способны общаться, когда захотят.

– Да как вы можете петь?! – хором возмутились растущие неподалеку вешенки. – Не осталось ни малейшей надежды. Все живое на свете обречено.

Их поддержала гроздь опят ростом по брюхо тягловой ящерице.

– Существование являет собой бесконечную пытку.

– Ну, если вы так считаете… – пробормотал Банкан, на чем и поймал себя.

На плечо ему опустилась жесткая лапа.

– Поосторожнее, кореш! – В зрачки Банкана заглянули ясные глаза Сквилла. – Вспомни, как они, эти чертовы болота, действуют. Ежели тебя не прошибает атмосфера, они лупят фаталистической философией. Мадж об этом тыщу раз говорил.

Ниина с вызовом и гневом посмотрела на коварные грибы.

– Где звучит музыка, там нет места депрессии. Банколь, жарь!

Банкан посмотрел на дуару. Казалось, полированная поверхность уникального инструмента потускнела, струны заплесневели и провисли.

– Ну, не знаю, будет ли от этого какой-нибудь прок…

На этот раз Сквилл схватил его за плечи и развернул на скамейке. О колено Граджелута гулко ударилась дуара. Ленивец поморщился, но ничего не сказал. Он сосредоточился на упряжке.