Десантник разведотряда. Наш человек спасает Сталина - Дмитрий Светлов

– Остановись, – потребовали женщины после завершающего выстрела, – их надо раздеть, пока не околели.

Олег поразился не самому факту предстоящего действия, а спокойному тону, будто говорилось об обычных житейских делах. Вроде бы понятно, постирать да перешить, и получится обновка для детишек или пиджачок для себя любимой. Но он сам без эмоций раздеть только что убитого человека не мог, сдерживал какой-то внутренний фактор. Со стороны сожженной деревни все еще слышалась трескотня автоматов с редкими выстрелами винтовок, и разведчик, высадив женщин, погнал на помощь.

Рев двигателя с завыванием трансмиссии и лязганьем склепанного на скорую руку кузова не позволял определить течение боя, поэтому Олег решил выехать со стороны шлюза. Когда броневик показался на окраине бывшей деревни, эсэсовцы приняли его за подмогу и призывно замахали руками, указывая на кабину полугусеничного бронетранспортера. Сейчас управлять машиной умеет далеко не каждый, вот и зовут пересесть, чтобы вывезти побольше личного состава.

От оравы карателей осталось не более дюжины, и все они укрылись за полугусеничным монстром, при этом беспорядочно стреляя во все стороны. Объезжая печные трубы, Олег остановился метрах в тридцати и добил врагов одной длинной очередью. Через несколько минут кто-то из женщин постучал прикладом по дребезжащему листу брони и поинтересовался:

– Так откуда ты прилетел?

– Из Москвы.

– А зачем?

– С дедом повидаться.

– Врешь!

– Вру.

– Назови имя человека, с которым хочешь поговорить.

Олег открыл дверь броневика и, глядя прямо в глаза молодой женщины, ответил:

– Первый секретарь обкома. Он меня знает, сам назначал третьим секретарем обкома комсомола.

– Геннадий Игнатьевич сейчас в Москве, лечится после ранения, – озабоченно ответила женщина.

– Я приехал за день до эвакуации, так что помню только тех, с кем уезжал из Пинска.

– Вот оно что! Я смотрю и понять не могу, лицо вроде знакомое, а где виделись, не припомню. Василича не забыл?

– Единственный некурящий милиционер из нашего вагона, – улыбнулся Олег.

Наконец-то ледок недоверия был сломан, партизанские жены признали в нем своего.

Задача перегнать машины на другой берег и спрятать в лесу до окончания войны сначала показалась легковыполнимой. Глубина у верхнего бьефа шлюза небольшая, а береговые откосы у плотины нельзя назвать крутыми. Для страховки Олег решил начать с полугусеничного бронетранспортера, который впоследствии можно использовать в качестве тягача. Гигант шутя преодолел канал и застрял на подъеме, передок юзом пошел вбок, а гусеницы заскользили по дерну.

Промучившись с битый час, он догадался развернуться и преодолел препятствие задним ходом. Грузовики тоже перегнал задом наперед, а броневичок легко перебрался как нормальный вездеход. Когда вся автотехника была рассредоточена под деревьями, женщины его поблагодарили за помощь и указали на тропинку:

– Иди по ней и увидишь своего деда.

Олег растерялся, дело к вечеру, по словам этих же партизанских жен травница живет далеко, а тут «иди». Странно, вроде не прогоняют, вместе с тем предлагают уйти на ночь глядя. Лесная тропинка причудливо вилась меж корневищ вековых сосен. Порой ее обрамляли кустики с переспелой черникой или охраняли шеренги маслят с прилипшими иголками на шляпках. Через пару километров он оказался перед укрывшимся на краю пшеничного поля бревенчатым домом. Из обшитого березовым тесом овина выглянул пацан и без вопросов указал направление:

– Вам дяденька надо взять левее.

До захода солнца Олег отмахал километров пятнадцать и совершенно не чувствовал усталости. Лес словно насыщал его силой, а люди сердечной добротой – по пути постоянно попадались жилища. С дорогой тоже оказалось все просто, вместо таежной глухомани с буреломом он шагал по протоптанному пути от дома к дому. И везде ему предлагали выпить родниковой воды или настоящего кваса без дрожжей, перекусить или поесть плотнее. Ночлег начинался с сытного ужина и заканчивался не менее сытным завтраком с обязательным сухим пайком в дорогу.

На пятый день пути тропинка привела к добротному дому с широкими застекленными окнами и дедом на веранде. Олег по-мальчишески несдержанно бросился обнимать:

– Дедушка, миленький, как я рад увидеть тебя!

– Я уже не надеялся встретиться, – смахнув нечаянную слезинку, ответил тот. – Рассказывай о своих злоключениях.

– Почему злоключениях?

– Ты сюда прилетел по приказу Верховного главнокомандующего? – с толикой ехидства спросил дед.

– Нет, по собственной инициативе.

Олег сел на выскобленный добела пол веранды и начал подробно рассказывать о своей жизни с момента расставания в июле сорок первого. Дед откровенно любовался возмужавшим внуком, а когда услышал о связи с Валей, резко прервал:

– Не мудри, женись при первой возможности и делай детей! Тесть тебе не помеха, жить ему не долго, помрет, как сейчас говорят, от грудной жабы.

– Что-то о нем знаешь?

– При нем прекратились партийные репрессии, а политработники начали воевать наряду со строевыми офицерами.

– Как я понял, ты меня благословляешь?

– Благословляю внучок, благословляю. Женись!

– Поехали со мной в Москву!

– Совсем сбрендил! Офицер ГРУ возвращается с задания с неведомым стариком! Что ты скажешь своему начальству?

– Лечиться привез, – неуверенно ответил Олег.

– Балда! Сейчас не каждого партизана вывозят, а ты притащишь неведомо кого!

– У меня четырехкомнатная квартира в центре Москвы!

– И крыша поехала от халявной роскоши, – язвительно добавил дед.

– Zakończył się i zaczął przysięgam, więc nadszedł czas, aby dine[10], – с крыльца позвала улыбчивая бабулька.

– Pieścić mój wnuk pyszny posiłek[11], – ответил дед.

– Откуда ты знаешь польский язык?

– За два года можно и китайскому языку обучиться, пошли к столу.

Обедали в маленьком садике, где между фруктовыми и ягодными деревьями под навесом стоял длинный стол. Сначала Олега представили многочисленным помощницам и ученицам, затем дед прочитал по-польски длинную молитву, после чего дружно взялись за ложки.

Олег закончил рассказ о своем бытие лишь поздно вечером, а утром его уложили в заполненное бурой грязью деревянное корыто. Как сказала травница, через годы травма позвоночника обязательно аукнется, поэтому сейчас надо стимулировать восстановление чего-то там важного, чтобы потом не плакать от боли. Рядом на плетенную из прутьев табуретку присел дед и тихо заговорил: