Тиран духа - Присцилла Ройал

Неожиданно Томас вспомнил, как за обедом эта женщина заигрывала с Робертом.

— А что, если этой ночью Роберт был в постели с леди Исабель? — воскликнул Томас, у которого словно пелена с глаз упала. — Что, если это ее честь он сейчас защищает?

Он снова протер глаза. Боль, однако, не стала меньше. Воистину, новый вопрос не упростил, а лишь добавил непонятности этой и без того темной истории. От Роберта Томас знал, что сэр Джеффри, брезгливо относившийся к обычным женским недомоганиям, последние несколько ночей провел не с женой, а в казармах. Любая женщина, которая не ждет к себе мужа, обычно зовет к себе служанку, чтобы было теплее и не так скучно. Но никакой служанки рядом с леди Исабель Томас не видел. Возможно, та не стала подходить к дверям. Что, если хозяйка велела ей остаться в комнате, чтобы та не испугалась вида мертвого тела? Или служанку еще раньше отослали, потому что в эту ночь к леди Исабель должен был прийти Роберт? Вот слуга барона был там, потому что именно он распорядился убрать из коридора тело. Возможно, Томас просто не заметил служанки Исабель из-за общей суматохи.

По крайней мере, одно он смог проверить. Жена Хьювела в самом деле проспала весь вечер, ночь и утро под присмотром старухи. Это был единственный вопрос, на который ему покуда удалось ответить, а сколько других не давали ему покоя, порожденные не в последнюю очередь его собственной приязнью к человеку, которого сейчас обвиняли в убийстве Генри! Мог ли этот человек, пробудивший в нем такую симпатию, оказаться убийцей? Или Роберт, напротив, — рыцарь, готовый скорее умереть, чем предать кого-то, кого, с его точки зрения, следовало защищать? Внутренний голос подсказывал Томасу, что тот не совершал убийства, но при этом в чем-то он определенно был виноват. Хотя бы только во лжи: пускай из соображений чести, но Роберт явно говорил неправду.

С обследованием трупа или всплывут новые вопросы, или найдут ответ какие-то из уже имеющихся. Барон Адам велел перенести тело в часовню и лично забрал взятый из руки Роберта кинжал, чтобы сберечь его для шерифа: ведь когда-то за ним придется послать, и тогда нужны будут доказательства. То обстоятельство, что сэр Джеффри не стал возражать, чтобы кинжал остался у отца Роберта — а ведь его родной сын обвиняется в убийстве сына сэра Джеффри, — показалось Томасу интересным.

— Но если задуматься, возможно, не так уж это и странно, — пробормотал Томас. — Когда слуги привели сэра Джеффри из казарм, мысль, что это Роберт убил Генри, казалось, расстроила его не меньше, чем смерть собственного сына.

По-видимому, годы дружбы, связывавшей этих двух человек, позволяли одному чувствовать боль другого так же остро, как горечь от собственной утраты. Предположение, что это может быть так, тронуло Томаса.

Неожиданно он услышал легкий шорох позади себя и обернулся. На верхней ступеньке лестницы он разглядел едва различимый в полумраке тонкий силуэт настоятельницы. Томас спросил себя, сколько времени она уже стоит там и что могла подслушать из его мыслей вслух.

— Миледи? — он поклонился.

— Я шла побеседовать с леди Исабель, брат Томас, но я рада, что встретила вас одного. Мне нужно кое-что с вами обсудить, и я прошу вас ответить мне прямо на два важных вопроса. Этот разговор должен остаться между нами.

Он замялся, поскольку догадывался, о чем именно она собирается его спросить. Ответ на один из этих вопросов явно будет стоить ему немалых усилий, но Томас уже принял решение, скорее послушавшись того, что подсказывало сердце, чем основываясь на логике.

— Клянусь своей надеждой на райское блаженство, я сохраню нашу беседу в тайне и честно скажу вам все, что думаю, миледи.

— Кроме того, мне еще придется попросить вас об услуге.

— Я готов оказать вам любую услугу. Это не только удовольствие, но и честь для меня.

— За все это примите от меня самую искреннюю благодарность. — Она сделала шаг из темноты. Теперь на ее лицо падал бледный луч света. — Как вы, наверное, знаете, я люблю своего брата так, как только может любить сестра, и думаю, что хорошо его знаю. Знаю, на что он способен и на что нет. Однако при всем при том я лишь сестра, слабое смертное создание, и мое суждение может оказаться ошибочным. — Она указала рукой в сторону пятен на полу: — Тут нет ничего, что бы оправдывало Роберта. Не сомневаюсь, вы сами пришли к тому же выводу. Я боюсь, что судьи посмотрят на доказательства, которые у нас сейчас есть, и повесят его.

Томас грустно кивнул.

— Да, миледи.

Глаза Элинор в обрамлении красных от слез век напоминали цветом грозовые тучи. Она была слишком горда, чтобы плакать на виду у других, в этом он был уверен.

— Тогда мой первый вопрос будет такой: кажется ли вам, что брат сказал нам всю правду?

Именно этого вопроса он больше всего и боялся. Томас опустил голову, чтобы не видеть ее глаз, и ответил:

— Нет, миледи, — его голос едва можно было расслышать, — я так не думаю.

— Мой второй вопрос: верите ли вы, что он и в самом деле невиновен?

— Да, безусловно, — сказал он, потому что именно так и думал, и снова посмотрел ей в глаза, — и нам нужно найти того, кто сделал это страшное дело. Как можно скорее.

— Тогда вы согласитесь выполнить то, о чем я вас попрошу?

Томас кивнул.

— Вам придется со всем должным тщанием обследовать тело Генри и сообщить мне о результатах, равно как и о своих выводах.

— Миледи, я сделаю это, раз обещал, но моих скромных знаний может не хватить и я упущу самое главное. Вне всяких сомнений, сестра Анна тут гораздо сильнее меня…

— Сестре Анне запретили это делать. Ваше же имя не было названо, а значит, поскольку никто не сказал ни да ни нет, я не вижу, что могло бы вам помешать выполнить эту задачу. Чтобы вам было легче, когда придет время выслушать ваш отчет, сестра Анна будет вместе со мной.

Томас взглянул в серые глаза настоятельницы и спросил себя, понимали ли те, кто думал, что может ей помешать, насколько она их превосходит. Уже не в первый раз он почувствовал благодарность за то, что ему никогда не придется видеть в этой женщине противника.

— Я исполню вашу просьбу, миледи.

Когда Элинор, настоятельница Тиндальская, протянула руку и, ни слова не говоря, нежно сжала его пальцы, Томасу могло бы показаться, что глаза ее светятся любовью.

Элинор один раз стукнула в дверь. Однако никакая служанка не вышла ей открыть. Она помедлила в нерешительности, но тут услышала, что из-за двери доносятся какие-то нечленораздельные звуки. Она снова постучала, на этот раз дважды.

— Если ты не черт с рогами, заходи и прекрати шуметь!

Элинор открыла дверь.

Потерявшая пасынка мачеха сидела, развалясь на стуле, широко расставив ноги. Платье задралось до колен, спиной она привалилась к кровати. Компанию ей в этой комнате составляли разве что большой кувшин и резная чаша, стоявшие на деревянном сундуке рядом. Жена сэра Джеффри, без сомнения, была совершенно пьяна.