Тень другой женщины - Наталия Антонова

– Тогда проходите. – Женщина посторонилась, пропуская следователя в квартиру. Когда он оказался в прихожей, она спросила: – Вы не будете возражать, если мы поговорим на кухне? Я сейчас там как раз пельмени леплю.

– Обожаю домашние пельмени, – сказал следователь и улыбнулся – мол, понимайте как хотите.

– Ну что ж, – улыбнулась ему в ответ пожилая женщина, – вот Нонна придёт, будем обедать. И вы с нами.

«Что называется, напросился», – подумал Наполеонов.

Они прошли на кухню, хозяйка усадила гостя на угловой диванчик, поставила перед ним большую эмалированную кружку с домашним, умопомрачительно пахнущим компотом и сказала:

– Пейте и рассказывайте.

– О чём рассказывать? – удивлённо спросил следователь.

– Да всё о том же, зачем вы к нам пожаловали.

– А, это можно, – согласился Наполеонов и спросил: – Вы новости смотрите?

– Это смотря какие.

– Криминальные.

– Никак вы из-за Даниной жены пришли, – покачала головой женщина то ли осуждающе, то ли печально.

– Если Даня – это Данила Ильич Сафронков, то вы правильно догадались.

– Да, Даней я зову Данилу. Я его ведь вот таким мальцом ещё знала, – Евдокия Ивановна показала рукой высоту от пола меньше метра, – он с моим сыном с детства дружил, а потом и со снохой со школьных лет. Сноха моя Катенька жила в другом дворе, но училась с Даней и моим Родей в одном классе.

– Они так и дружили, – начал Наполеонов и запнулся.

– Да, так и дружили… – пришла ему на помощь женщина, – до тех пор, пока Родика и Катеньки не стало. Но Сафронковы нас и после не оставляли. Даня помогает нам с Нонночкой постоянно. И София тоже.

– Вы имеете в виду убитую жену Данилы Ильича?

– Нет, – сердито проговорила женщина, – я имею в виду его живую жену, Софию Александровну.

– Так она ему не жена больше, – почему-то робко проговорил следователь.

– Это как?

– Так разведены же они.

– Ну да, – согласилась Евдокия Ивановна и добавила: – Дуракам закон не писан.

Наполеонов не стал переспрашивать, кто дурак, втайне надеясь, что присказка относится исключительно к Даниле Ильичу.

– Двое деток у них, – тем временем сообщила ему Потапова, – Танечка и Сашенька.

– Тяжело без отца расти, – вздохнул Наполеонов.

– Так вы без отца? – догадалась женщина.

Наполеонов кивнул.

– Ваш тоже другую нашёл?

– Нет, – покачал головой Шура, – разбился на самолёте.

– Вот горе-то! – всплеснула руками Евдокия Ивановна.

– Давно это было, – сказал Наполеонов.

– Мама-то замуж снова вышла?

– Нет. Мы с ней вдвоём.

– Видно, любила сильно отца вашего.

– Любила, – согласился Наполеонов и подумал про себя, что и сейчас любит.

– Вот ведь как в жизни бывает, – сказала тем временем Потапова, – люди, которые держатся друг за дружку, разлучаются волею судьбы. А те, у которых всё есть и они могут жить в любви и согласии, с жиру бесятся и рушат свои семьи. А потом локти кусают. Да поздно!

– Данила Ильич, значит, локти кусал? – заинтересовался следователь.

– Не то слово кусал! Грыз!

– А чего же он снова не развёлся да не вернулся к первой жене? – невинно поинтересовался Наполеонов.

– Да разве же София приняла бы его обратно?! – удивилась недогадливости следователя Евдокия Ивановна.

– Суровая, выходит, женщина.

– Не суровая она, а гордая.

– Однако человеку одному всегда несладко, – осторожно проговорил Наполеонов.

Но Потапова старшая с ним не согласилась:

– Она не одна, у неё дети.

– Дети вырастут и совьют собственные гнёзда.

– Это верно, – тихо вздохнула женщина, – вот и Нонночка моя того и гляди замуж выскочит.

– А что, уже есть претенденты?

– Скажете тоже, претенденты, – с улыбкой отмахнулась Евдокия Ивановна и добавила: – Хотя недавно появился один паренёк. Тоже студент, – женщина снова улыбнулась, – только фамилия у него больно уморительная.

– Это какая же? – живо заинтересовался Наполеонов.

– Труба!

– Фамилия боевая, – кивнул следователь. – А имя соответствует?

– Вполне. Бориславом его зовут.

– Хорошее имя. Можно Борисом звать.

– По-моему, его все так и зовут.

– А как Данила Ильич отнёсся к ухаживанию за Нонной молодого человека?

– Так он пока ничего не знает. Нонна хотела ему сказать, да всё тянет.

– Отчего же?

– Кто её знает. Молодая она ещё. А у молодых голова совсем не так устроена, как у тех, кто постарше.

– Правда? – удивился Наполеонов, потом вспомнил себя в восемнадцать лет и сказал: – А вообще-то, да.

– Всё равно скоро скажет, – заверила его Евдокия Ивановна, – деваться-то ей всё равно некуда.

– Может, молодые люди ещё разбегутся, – неуверенно заметил Наполеонов, – возможно, поэтому ваша внучка и не спешит знакомить его с Сафронковым.

– Нет, – покачала головой Евдокия Ивановна, – Борислав хоть и любит пошутить, но чувствуется, что внутри у него твёрдый стержень. Любит он Нонну и не отступится.

– Да откуда же вы это знаете? – удивился Наполеонов.

– Вы вот следователем работаете, – хитро прищурилась пожилая женщина, – и вам хорошо должно быть знакомо такое понятие, как интуиция.

«Это вам к Мирославе надо», – подумал про себя Наполеонов, но вслух ничего не сказал, только кивнул.

– Вот, – поняла его кивок по-своему Евдокия Ивановна, – я сердцем чую, что Нонна и Борислав созданы друг для друга.

– Дай-то бог, – с несвойственным для себя пафосом заявил Наполеонов.

Разговор, казалось, исчерпал себя, затянулась необременительная для обоих пауза. Было слышно, как бойко тикают часы. Наполеонов залюбовался тем, как быстро мелькают руки Евдокии Ивановны и как ловко кладёт она ложкой мясной фарш на кружочек из теста, соединяет края и не просто лепит, а точно пишет пальцами узоры.

– Как это ловко у вас получается, Евдокия Ивановна, – не сумел скрыть своего восхищения следователь.

– Велика наука, – улыбнулась Потапова-старшая, – меня мать в десять лет научила лепить пельмени, вот с тех пор и леплю.

– А Нонну вы как скоро ожидаете?

Женщина посмотрела на большие старинные часы, висящие на стене в кухне, и ответила: