Сэру Филиппу, с любовью - Джулия Куин

– Филипп, - громко и не менее решительно, чем он сам, произнесла Элоиза. - Пострадала я, поэтому предоставьте мне право наказать их!

– С какой стати? - фыркнул Филипп, явно не собираясь ей уступать. - Это мои дети, и наказывать их - моя обязанность. Сказать по правде, давно пора!

Элоиза смотрела на Филиппа с нескрываемым ужасом. Лицо его исказилось до неузнаваемости, он с трудом сдерживал себя. Да, отшлепать детей не мешало бы, но казалось, что Филипп сейчас готов был их убить.

– Вы готовы простить им это? - спросил он.

– Не стоит так все драматизировать! Через пару дней у меня все заживет, я даже и не вспомню…

– Дело не в этом, - так же резко бросил Филипп. - Если бы я… если бы я не… - Он запнулся, сам не зная, что хочет сказать. Взгляд его был устремлен в потолок, словно Филипп пытался прочитать там ответ на какой-то мучивший его вопрос.

Потом он посмотрел на Элоизу. В глазах его было нечто, чего она уж никак не ожидала в них увидеть.

И в этот момент Элоиза поняла, что означает его сердитый тон, его с трудом сдерживаемая злость…

Филипп злился не на детей - или, по крайней мере, не только на детей. Его гнев и презрение были направлены на самого себя.

…Ты не должна была позволять ему целовать тебя. Кто знает, не проявит ли он после этого в следующий раз еще большие вольности? Но что сделано, то сделано, и, раз уж это случилось, ответь мне, пожалуйста, тебе это понравилось?

Из записки, подсунутой Элоизой под дверь своей сестре Франческе в тот вечер, когда та познакомилась с графом Килмартином, за которого через пару месяцев вышла замуж.

Близнецы, наконец, явились, сопровождаемые служанкой. Увидев их, Филипп отошел, почти отшатнулся к противоположной стене, опасаясь, что если будет стоять к ним близко, то не удержится и пустит в ход кулаки.

Но, пожалуй, еще больше боялся он того, что потом будет об этом жалеть.

Поэтому Филипп просто стоял, скрестив на груди руки, и пристально смотрел на детей. Казалось, он добился своего: под суровым взглядом отца дети явно чувствовали себя неуютно, гадая, что у него на уме.

Наконец, Оливер не выдержал этого напряжения.

– Папа! - дрожащим голосом проговорил он.

Глядя на детей, Филипп произнес то, что в данный момент казалось ему самым важным:

– Вы видите, что вы сделали с мисс Бриджертон?

Близнецы кивнули, хотя почти не смотрели на Элоизу.

Под глазом у той уже начал наливаться синяк.

– По-вашему, - Филипп был мрачен, словно грозовая туча, - то, что вы сделали, ничего не значит?

Дети молчали. Эта тишина казалась Филиппу невыносимой. Но тут она была нарушена служанкой - той самой, которую он посылал за куском мяса.

– Сэр, - проговорила она, появляясь на пороге с тарелкой, на которой лежал довольно большой кусок.

Кивнув, Филипп взял у нее мясо и показал его детям.

– Вы, случайно, не голодны? - Дети молчали. - Благодарите Бога, что я не заставил вас его съесть!

Он подошел к Элоизе и осторожно присел на краешек кровати. Девушка хотела взять мясо, но Филипп мягко, но настойчиво отстранил ее руку и, положив мясо ей на щеку, привязал его бинтом, чтобы Элоизе не пришлось пачкать руки, поправляя его.

Закончив, он подошел вплотную к дрожащим от страха близнецам. Те смотрели в пол, не поднимая глаз на отца.

– Посмотрите мне в глаза! - тоном, не терпящим возражений, приказал Филипп.

Оливер и Аманда подняли глаза - в них был страх. Это, в свою очередь, испугало самого Филиппа - он не знал, как себя вести в такой ситуации.

– Мы не хотели, чтобы она ушиблась! - пробормотала Аманда.

– Не верю! - Голос Филиппа был ледяным, лицо выражало бешеную ярость. Таким отца близнецы еще не видели. Даже Элоиза нервно поежилась в своей кровати. - Вы только хотели, чтобы она упала? - Сарказм Филиппа был еще страшнее, чем злость. - А вам не пришло в голову, что упасть, не ушибившись при этом, довольно сложно?

Молчание.

Филипп покосился на Элоизу, которая в этот момент, чуть сдвинув мясо, осторожно трогала щеку. Синяк ее стал еще страшнее - огромным и черным.

Нет, так дальше продолжаться не может! Близнецы, наконец, должны понять, что к людям нужно относиться с уважением, - понять раз и навсегда. Только вот как этого добиться?

Филипп кивнул на дверь:

– Вы пойдете со мной.

Он вышел в коридор. Дети оставались на месте.

– Я не ясно сказал? - окликнул их он.

Близнецы, бледные и перепуганные, последовали за ним. Филипп молился про себя, чтобы суметь удержаться и не превысить родительской власти.

Элоиза пыталась убедить себя, что это ее не касается, но поневоле прислушивалась к тому, что происходит за пределами спальни. Она не знала, куда Филипп повел детей - может, в детскую, может, на улицу, а может, просто в соседнюю комнату. Но одно было ясно: наказание им предстоит суровое.

Элоиза тоже считала, что наказать близнецов следует - они уже достаточно взрослые, чтобы отвечать за свои поступки, тем более совсем не невинные, и все-таки она переживала и боялась за них. Когда они выходили из ее спальни, вид у них был такой, словно отец вел их на казнь. Ей вдруг вспомнился вчерашний вопрос Оливера, обращенный к ней: “Вы будете нас бить?”, - вспомнилось, как он при этом в испуге отпрянул от нее…

Неужели Филиппу действительно случалось бить своих детей? Элоиза тут же решила, что на Филиппа это не похоже. Такой не станет бить детей - ну разве только легонько шлепнет разок-другой…

Элоиза знала это. Знала потому, что вчера целовалась с Филиппом, отвечала на его поцелуй. При всей своей страстности (чего у Филиппа не отнимешь - Элоиза понимала это своим женским чутьем) он был нежен и тактичен с ней. Если бы в этом человеке была склонность к жестокости, Элоиза почувствовала бы это.

Прошла, как ей показалось, вечность - и, наконец, на пороге спальни снова возникли Оливер и Аманда - притихшие, с покрасневшими глазами. За спинами их маячил по-прежнему мрачный сэр Филипп.

Медленно, очень медленно дети подошли к ее кровати, встав слева - наверняка нарочно: на левой щеке Элоизы лежал кусок мяса, и, значит, она не могла их видеть.

– Простите нас, мисс Бриджертон, - чуть слышно прошелестели они.

– Громче! - скомандовал Филипп.

– Простите, мисс Бриджертон!

Элоиза молча кивнула.

– Мы больше не будем, - пообещала Аманда.

– Хотелось бы верить! - усмехнулась Элоиза. Филипп откашлялся.

– Папа сказал, - произнес Оливер, - мы должны это… как его… загладить свою вину.