Комната влюбленных - Стивен Кэрролл

И только на обратном пути, за рулем промерзшего джипа, Волчок почувствовал, как в его сердце снова встрепенулся проснувшийся демон. Каких же из нас делают дураков. Какую ложь приходится нам глотать в притворном доверии… Он не мог указать ни на что конкретное, у него не было особой причины для сомнений, и все же он подъезжал к казарме в полной уверенности, что Момоко солгала. Его язвило воспоминание о ее улыбающемся лице, унижала сама мысль о словах любви, которые он лепетал этой ночью. Может быть, рассудок и изменил ему, но интуиция точно не обманывает. Ее непоколебимый голос неизменно нашептывал горькую истину, даже когда Волчок изо всех сил противодействовал собственным сомнениям. Чем дальше он отъезжал от дома Момоко, тем меньше верил таким простым и поначалу правдоподобным объяснениям. Сегодня вечером Момоко его обманула, а он обманул самого себя.

Джип остановился у контрольно-пропускного пункта. Волчок тупо и безучастно глядел на проверявшего документы офицера, а сам все твердил про себя свое монотонное заклинание: «Пожалуйста, ну, пожалуйста, не надо все сначала». Но было уже поздно.

В казарме он сел на койку и обхватил голову руками, не зная, во что ему теперь верить, а потом еще долго лежал без сна. Как в калейдоскопе, сменяли друг друга картины очевидного притворства, бесспорные доказательства того, что все это время она не переставала с ним лукавить. Теперь Волчок горько усмехался своему глупому счастью.

На следующий вечер Волчок и Момоко решили сходить в пресс-клуб, где ни разу не были с самого начала своего знакомства. Пробираясь к незанятому столику, Волчок мысленно перенесся в вечер их первого свидания. Тогда все было иначе. Тогда они понимали друг друга с полуслова, болтали в радостном возбуждении, будто опьяненные предвкушением какого-то чудесного путешествия! Теперь одна мысль об этих временах наполняла его печалью, как воспоминания об утраченной возлюбленной. По крайней мере так представлял себе ностальгию по ушедшей любви никогда не любивший прежде Волчок.

В клубе царило оживление, любительский оркестр играл в быстром темпе. Часть публики отплясывала на импровизированном танцполе между раздвинутых столиков. Казалось, они пытались выплеснуть все нервное напряжение военных лет. Мужчины у барной стойки стояли развалясь и разглядывали танцующих женщин.

Волчку никогда не правилась танцевальная музыка. Он полагал, что ее слушают только сомнительные типы. Вот и сейчас даже беглый взгляд на собравшуюся у барной стойки хищную компанию подтверждал это его предубеждение. Наверное, есть такие люди, для которых нет ничего естественнее, чем двигаться под такую музыку, но Волчок был явно не из их числа. Он был цивилизованный человек и не желал нелепо дергаться под этот новомодный грохот. А Момоко, как назло, до смерти хотелось потанцевать, и она таки уломала его встать из-за столика под первую же медленную мелодию.

Волчку казалось, будто на них смотрит весь клуб, будто все взоры устремлены на Момоко, которая грациозно и плавно проскользнула в центр зала. Он с внезапным ужасом вспомнил, что еще ни разу не танцевал с ней, и смущенно обнял ее за талию окостеневшей рукой, как будто бы он не ее любовник, а застенчивый мальчик на балу в воскресной школе.

Потом оркестр опять заиграл что-то быстрое. У Момоко загорелись глаза, и она весьма неохотно последовала за Волчком прочь с танцпола, то и дело оглядываясь на танцующих. Не успели они сесть, как к их столику с поклоном подошел какой-то американский офицер.

— Прошу прощения, сэр, — сказал он с нарочитой учтивостью, сжимая в руках пилотку, — могу я потанцевать с дамой?

Волчок видел его впервые, но он отлично знал этот тип: настоящий хлыщ, умеющий держаться в обществе и уверенный в собственной неотразимости. Совсем как тот, другой, офицер, который недавно в казарме демонстрировал превосходные свойства американской застежки-молнии. Волчок взглянул на Момоко, та погладила его по руке, будто желая успокоить. Было видно, что ей безумно хочется потанцевать.

— Ты не возражаешь?

— Возражаю? Нет, что ты…

— Только один танец, ладно? — Момоко поцеловала Волчка и ласково взъерошила его кудри. — А ты почему не танцуешь?

— Не мой стиль.

Момоко видела, что Волчку не по себе еще с прошлой ночи, и была, в общем, готова отказаться от приглашения, но просто не смогла устоять перед соблазном. В последний раз она танцевала под американскую музыку еще подростком, в предвоенном Лондоне. Они с одноклассницами ставили джазовые пластинки в музыкальном классе, и более опытные подруги обучали ее. Сами-то они ходили в настоящие танцхоллы и под аккомпанемент настоящих оркестров танцевали с настоящими взрослыми мужчинами, иногда даже с незнакомыми. Перемена пролетала незаметно. Момоко танцевала самозабвенно, до упаду, она будто растворялась в стихии движений и звуков. Вот и сейчас ей хотелось снова, всего на пять минут, испытать тот невинный экстаз.

— Ты уверен? — переспросила она на всякий случай, а американец тем временем стоял рядом и переминался с ноги на ногу.

— Конечно, — улыбнулся Волчок, — пойди потанцуй!

Американец взял Момоко за руку и вывел на танцплощадку, еще мгновение — и их было уж почти не отличить от множества танцующих пар. Волчок внимательно следил за ними и отметил про себя, что американец, конечно же, отличный танцор. Он двигался ритмично, легко и непринужденно, для него это были просто очередные субботние танцульки с очередной девушкой. Момоко тоже прекрасно танцевала, знала все па, просто летала в руках американца, который, лихо завертев ее напоследок, повел обратно к Волчку. Не останавливаясь, оркестр заиграл новую мелодию. Момоко хотела было поблагодарить своего партнера, но Волчок помахал рукой, чтобы она танцевала дальше. Что она и сделала. Вот она, еще одна Момоко, — без этого американца Волчок бы даже не догадывался о ее существовании, ведь сам он никогда не общался с ней на этом языке ритмических движений.

А потом она захихикала. Музыка заглушала смех, но Волчок явственно видел, как она улыбнулась украдкой, быстро прикрыла рот ладонью, кокетливо отвела взгляд. Это так не шло к ней. Такая женщина, как Момоко, не может хихикать. Она ни разу этого не делала за все время их знакомства. И вот, пожалуйста, хихикает, как девчонка, на глазах у всех, в ответ на остроты смазливого и самодовольного янки, который, несомненно, в совершенстве владеет искусством обращения с застежкой-молнией. Может, она и на самисене для него поиграет, и расскажет, что людям есть чему поучиться у кошек?

Музыка кончилась, а они все болтали посреди танцпола. Было видно, что Момоко совсем не хотелось уходить от своего нового знакомого. Наконец она кивнула в сторону их столика, будто ссылалась на скучного мужа.

Потом она села. Волчок встретил ее равнодушным: «Ну как, повеселилась? А ты, кстати, хорошо танцуешь».

— Правда? — Момоко вспыхнула от радости и совсем не заметила прохладного тона. — Меня одна девочка в школе научила. У Селин Строкс был классный граммофон, мы ставили американские пластинки и плясали всю большую перемену. Сама удивляюсь, как это я не разучилась. — Она вся сияла. — Ты ведь не обиделся?