Убийство Берии, или Фальшивые допросы Лаврентия Павловича - Борис Соколов

Вывод же Советской Армии из Восточной Германии и согласие на реставрацию там капитализма означал не только шаг к окончанию «холодной войны» и отказ от распространения социализма в Западную Европу на штыках советских воинов, но и подспудное признание преимуществ буржуазного строя перед социалистическим. Раз уж не получилось в такой промышленно развитой и, согласно Марксу, вполне созревшей для социализма стране, как Германия, то, значит, что-то не так с самой марксистско-ленинско-сталинской теорией. Берия, похоже, это понял, но для Маленкова, Хрущева, Молотова, Ворошилова, Микояна, Кагановича и прочих подобное признание было смерти подобно. Жизни для себя в другой общественной системе они просто не мыслили, не видя там для себя достойного места. И они осознали, что предложения Берии подрывают всю советскую политическую и идеологическую систему. С этого момента Лаврентий Павлович был обречен.

События в ГДР показали, что меры, за которые ратовал Берия, были более чем назревшими. Восстание 17 июня было спровоцировано не постановлением Президиума ЦК КПСС об отказе от ускоренного строительства социализма в ГДР, а, наоборот, нежеланием руководства ГДР во главе с Ульбрихтом последовать рекомендациям из Москвы. Если бы немедленно после постановления от 12 июня в ГДР были бы отменены повышение цен и норм выработки, то восстание, возможно, удалось бы предотвратить.

Однако курс на нейтрализацию и мирное объединение Германии, предложенный Берией, в конкретных условиях 1953 года был утопическим. И дело было не столько в нежелании руководства ГДР отказаться от строительства социализма (в конце концов, Москва имела достаточно рычагов влияния на своих марионеток, чтобы заставить их подчиниться своей воле), сколько в нежелании как западных держав, так и основой части правящих кругов и населения Западной Германии согласиться на объединение Германии на условиях ее нейтрализации. Западных немцев тревожило, что нейтральная Германия, из которой будут выведены войска западных союзников, может легко стать в будущем жертвой советской агрессии. Ведь миллионная группировка советских войск будет находиться под боком, в Польше, и всегда сможет совершить марш-бросок и до Берлина, и до Бонна. А США, Англия и Франция, в свою очередь, опасались как советской агрессии против Германии, так и того, что нейтральная Германия для защиты от такой агрессии должна будет вооружаться, что в отсутствие контроля со стороны западных союзников может привести там к установлению реваншистского и недемократического политического режима, типа гитлеровского. Так что в объединении Германии на условиях ее нейтралитета в тот момент по большому счету никто не был заинтересован. И, в отличие от предложений Берии по поводу Корейской войны и нормализации отношений с Югославией, его план по Германии не мог быть реализован.

Лаврентий Павлович ратовал за повышение роли хозяйственных органов и соответственное ослабление роли партийных органов в решении экономических, социальных и текущих политических вопросов, предлагая на откуп последним общую стратегию и идеологию. Если бы его задумка удалась, Хрущев, курировавший партаппарат, мог превратиться во многом в номинальную фигуру. Маленков же, не имевший ни какой-либо самостоятельной политической и экономической стратегии, ни опыта хозяйственной деятельности, должен был бы во многом полагаться на советы и рекомендации Берии.

Объявленная по инициативе Берии амнистия почти вдвое сократила население ГУЛАГа, но в народе ее сразу же прозвали не бериевской, а ворошиловской, поскольку объявлена она была от лица Президиума Верховного Совета СССР и его председателя Ворошилова. 27 марта 1953 года был издан Указ, подписанный Председателем Президиума Верховного Совета СССР К.Е. Ворошиловым, поэтому в народе амнистия 53-го года называлась «ворошиловской». Из 2 526 402 заключенных и подследственных, находившихся в тот момент в тюрьмах и лагерях, подлежало освобождению 1 181 264 человека, не представлявшие особой общественной опасности. В их число входили лица, осужденные на срок 5 и менее лет, осужденные на больший срок за должностные, хозяйственные и воинские преступления, пожилые и больные заключенные, беременные и женщины, имеющие детей в возрасте до 10 лет, а также несовершеннолетние. Берия предлагал еще более широкую амнистию, которая затронула бы большинство политических заключенных (у них срок обычно был не меньше 8 лет), но коллеги по Президиуму ЦК его не поддержали. Одновременно Лаврентий Павлович добился отмены ограничений на прописку в большинстве городов и пограничных местностей. Кроме закрытых военно-промышленных городов, режимными остались Москва, Ленинград, Владивосток, Севастополь и Кронштадт. Делалось это для того, чтобы амнистированные вернулись в родные места и могли легче адаптироваться к жизни на воле. Берия подчеркивал: «Установленные ограничения для свободного перемещения и проживания на территории СССР вызывают справедливое нарекание со стороны граждан. Следует отметить, что такой практики паспортных ограничений не существует ни в одной стране. Во многих капиталистических странах – США, Англии, Канаде, Финляндии и Швеции – у населения паспортов вообще не имеется, о судимости никаких отметок в личных документах граждан не делается». После ареста Берии ограничения по прописке были без особого шума восстановлены.

Разумеется, пребывание в тюрьме никого лучше не делает, и многие безобидные бытовики или осужденные по печально знаменитому закону «семь-восемь» (от 7 августа 1932 года) за то, что подбирали колхозные колоски, в лагерях приобрели вполне уголовные наклонности. И Берии пришлось откликаться на жалобы с мест о бесчинствах амнистированных. Так, 21 мая 1953 года он писал в управление внутренних дел Краснодарского края: «…В г. Кропоткин много случаев бандитизма, воровства и других уголовных проявлений, вследствие чего местные жители опасаются ходить по городу в позднее время. Примите необходимые меры к усилению борьбы с уголовной преступностью и охраны общественного порядка в г. Кропоткин. О результатах доложите».

Тут была принципиальная разница с ситуацией конца 30-х годов, когда, ликвидируя ежовские «перегибы», подследственных и выпускаемых на свободу осужденных, чьи дела были признаны фальсифицированными, освобождало непосредственно МВД, без каких-либо публичных указов об амнистии. Тогда действительно освобожденные и их родственники могли связывать свое вызволение из застенков с именем Берии. Но совсем иная ситуация была с амнистией 1953 года. Рядовые граждане совершенно не знали механизма принятия решений в Президиуме ЦК и никак не были осведомлены о том, что амнистия была объявлена по предложению министра внутренних дел товарища Берии. Это уже потом, когда Берия был арестован и его противники стали критиковать его за негативные последствия амнистии, выразившиеся, как считало общественное мнение, во всплеске преступности, в народ было запущено название «бериевская амнистия», и на Лаврентия Павловича списали все грехи «холодного лета 1953 года».

Берия никак не мог полагаться на народную поддержку в осуществлении тех или иных реформ. Народ его попросту не знал. О «бериевской оттепели» 1939 года уже успели позабыть. А после войны и вплоть до смерти Сталина он руководил сверхсекретными проектами по созданию атомной и водородной бомб, о которых не то что народ, а в ЦК партии мало кто знал. А то, что он рассылал собственные записки вместе с постановлениями Президиума ЦК в парторганизации на места, само по себе не могло способствовать росту популярности Берии среди партноменклатуры. Скорее наоборот. Предлагавшиеся Лаврентием Павловичем реформы были для партийных работников как нож острый, поскольку ограничивали их власть и только укрепляли ненависть к «лубянскому маршалу».