Учитель Дымов - Сергей Кузнецов

– Давай сначала поженимся, – проговорила Наташа.

– Уже не успеем, – отвечал Валера, тиская ее сквозь платье.

– Я тебя дождусь, – сказала Наташа, – обещаю.

Борис наблюдал эту беззвучную для него сцену с балкона: он вышел покурить и не успел вовремя вернуться.

При прощании Оля разрыдалась, Женя стояла с окаменевшим, заострившимся лицом, бессильно уронив руки. Володя, успевший все-таки помириться с сыном, обнял Валеру на прощание и вдруг вспомнил, как много лет назад такие же мальчишки прощались с родными, уходя на фронт.

– Береги себя, – попросил он, сам чувствуя нелепость своих слов.

– Да ладно, пап, – ответил Валера, – все будет нормально, через три года вернусь.

Зря он так, внезапно подумал Борис, никто не знает, когда вернется.

Наташа бросилась Валере на шею, стиснула в объятиях, а потом закричала вслед:

– Я буду тебя ждать! – и это прозвучало так театрально и напыщенно, что почти никто не удивится, когда следующим летом Наташа выйдет замуж за своего однокурсника, мальчика из хорошей академической семьи.

Валера узнает об этом последним – даже не от Наташи, а от приятеля, которого успел завести в Энске. Валера проплачет всю ночь и еще неделю будет обдумывать, как украдет автомат и не то застрелится, не то убежит, чтобы добраться до Энска и восстановить справедливость. Потом его злость найдет новую мишень – он вспомнит, как Наташа удивлялась, что папа не поступил его к себе. Валера уже забудет, что сам отказался подавать документы в университет, и потому в его глазах родители станут единственными виновниками его бедствий.

Женя знала, что Валера не вернется в Энск. Они оба не любили этот город – холодный, вымерзший, чужой. Она никому не говорила, но знала: после армии Валера отправится куда угодно, только не домой. А раз так, говорила она себе, то и мне здесь нечего делать.

Женя была хорошим врачом и не сомневалась, что легко устроится педиатром где-нибудь на юге, в том же Грекополе, через несколько лет получит квартиру, обживется, а потом и Валере напишет, пусть, мол, приезжает, если хочет. С каждым днем этот план нравился ей все больше, и потому через полгода после проводов Валеры она написала в грекопольскую больницу, где когда-то работала. Через несколько месяцев бывшая начальница ответила, что после Нового года у них освобождается ставка и для Жени даже есть небольшая ведомственная квартира, так что, если она в самом деле хочет вернуться, пусть поскорее подтвердит.

Теперь, когда она действительно могла уехать, Женя засомневалась. Попросила у грекопольцев еще неделю: надо хотя бы поговорить с главврачом поликлиники, где работает.

А еще надо сказать Оле и Володе.

Женя знала, что будет тянуть до последнего: ведь она уезжала не из города, она уезжала от них, уезжала, потому что злилась на Володю – впервые за все эти годы. Женя была уверена, что, если бы не Володино глупое упрямство, Валера не пошел бы ни в какую армию, остался бы в Энске, может, женился бы на своей Наташе, даже, небось, нарожал им внуков. После той беседы в «Интеграле» Женя больше никогда не заговаривала с Володей о Валере, в отличие от Оли, которая не скрывала, что считает мужа виноватым в том, что их сын на три года загремел в армию, и не упускала случая об этом напомнить.

Очередной случай представился в конце недели, которую Женя положила для принятия окончательного решения. Они ужинали на кухне, и Володя с возмущением рассказывал, что коллега с другой кафедры попросил его поставить зачет своему племяннику, который ни разу за семестр даже не появился в лаборатории.

– И что ты? – спросила Оля.

– Конечно, отказал, – ответил Володя. – В резкой форме.

– Ну и дурак. – Оля пожала плечами. – Тебе жалко, что ли? Может, он в какой-нибудь другой химии гений, а не в твоей органике?

– Бездельник он и лодырь, а не гений. – Володя зло блеснул глазами.

– Впрочем, – продолжала Оля все так же спокойно, – ты ведь и родному сыну не помог, что уж там – чужой племянник.

Внезапно Володя стукнул кулаком по столу. Брякнули приборы, и несколько капель борща багровыми кляксами шлепнулись на скатерть.

Женя изумленно посмотрела на Володю:

– Это еще что такое?

– Извини, – сказал Володя своим обычным сдержанным тоном, – я просто совсем устал от этих разговоров. Давайте я вам последний раз объясню, и мы больше никогда не будем об этом говорить.

– Ну хорошо, – согласилась Оля, – объясни. Если тебе есть что сказать нового.

Вот и все, подумала Женя, вот он объяснит, и я скажу, что уезжаю.

Володя пожал плечами:

– Не знаю, нового или старого… вы просто послушайте. Я преподаю в университете. Это – моя работа, как у Жени – лечить детей. Если я буду считать, что не имеет никакого значения, кто поступает в университет или за что студенты получают зачет, я не смогу преподавать. Я мог бы сказать, что для того, чтобы Валера к нам поступил, нам пришлось бы не брать какого-то другого абитуриента, который лучше его, – но дело даже не в этом. Просто, если отметки, зачеты или поступление не связаны со знаниями, не имеет смысла ни учиться, ни учить. Поставить зачет по знакомству – значит оскорбить всех, кто нормально готовился к этому зачету. Это значит признать: все, чем я занимаюсь, – какое-то надувательство, обман, фальшь. И мне надо немедленно уволиться, а лучше – пойти и утопиться.

– Это просто значит, что тебе дороже твоя работа, чем наш сын, – ответила Оля. – Вот и всё. Я, собственно, так и считала, ничего нового ты не сказал.

Володя снова пожал плечами, поднялся и вышел из кухни.

– Я его просила, – сказала Женя после долгой паузы. – Еще до того, как Валера отказался поступать в университет.

– Я тоже, – кивнула Оля, – так что у нас обеих не получилось.

Ну, вот сейчас, подумала Женя и, решительно вздохнув, начала:

– Знаешь, я хочу уехать из Энска. Нечего мне тут делать. Меня вот в Грекополь зовут… вернуться… квартиру обещают.

Оля посмотрела куда-то в сторону и попросила:

– Не оставляй меня.

Один раз ты уже не дала мне уйти, с неожиданной злостью подумала Женя, если бы не ты, у меня был бы свой ребенок и свой муж.

– У тебя есть Володя, – сказала она.

– Я тоже должна тебе сказать одну вещь. – И Оля, перегнувшись через стол, шепотом добавила: – У меня, наверное, рак.

Женя замерла:

– Где?

– Там. – Оля указала рукой куда-то под стол. – Опухоль яичника. Моя гинеколог обнаружила, почти случайно.

– А она уверена, что это рак?

– Нет, – покачала головой Оля, – но я почти уверена. У меня такое чувство, что я скоро умру.

– Не валяй дурака, – отрезала Женя. – Если это ранняя стадия, тебя прооперируют, и все будет хорошо. И к тому же, возможно, это вовсе доброкачественная опухоль.