Куколки - Джон Уиндем

Призыв Петры раздался так же неожиданно, как и раньше. Хотя на этот раз в ее зове не было того прошлого панического принуждения, он оказался достаточно силен и полон такого испуга и отчаяния, что причинял сильную боль. Кроме того, ребенок совершенно не владел мыслями. Она просто излучала чувства, которые заслоняли все вокруг какой-то большой расплывчатой тучей.

Я попытался связаться с нашими и сказать им, что постараюсь сам выяснить, в чем дело, но смог войти в контакт только с Розалиндой. Подобное замешательство описать трудно: как будто пытаешься добиться, чтобы тебя услышали за громким шумом, и одновременно стараешься разглядеть что-то в тумане. Хуже всего было то, что Петра не давала никакого изображения, никакого намека на причину ее страха. Попытка выразить одно чувство определениями, относящимися к другому, всегда искажает суть. Но все-таки можно описать этот зов как беззвучный вопль протеста. Просто чувство, без мысли и формы. Сомневаюсь, знала ли она сама, что делает. Это было что-то вроде инстинкта… Я мог лишь понять, что звучит сигнал тревоги и раздается он откуда-то неподалеку… Я выбежал из кузницы, где работал в тот момент. Забрав ружье, которое на всякий случай всегда висело заряженным за входной дверью нашего дома, я в две минуты оседлал лошадь и выехал за ворота. У этого зова была еще одна характерная черта — он давал четкое направление. Поэтому, едва выбравшись на луговую дорогу, я ударил коня пятками и галопом поскакал к Западному лесу.

Если бы Петра хоть на минуту прекратила свой оглушительно-беззвучный вопль, последствия были бы совсем иными. Вернее, их могло бы вовсе не быть. Но она не умолкала. Она продолжала звать изо всех сил, и единственное, что я мог сделать, чтобы убрать этот заслон, это поскорее добраться до его источника.

Не все у меня шло гладко. В одном месте я слетел с лошади и довольно долго потом ловил ее. В лесу стало ехать легче, так как тропа была наезжена. Ее постоянно расчищали, потому что она позволяла избежать порядочного крюка. Я проскакал по ней довольно далеко, пока не понял, что пропустил свою цель. Подлесок мешал бы придерживаться прямого пути, поэтому я повернул назад и стал искать другую тропу, которая вела бы в нужную сторону. В самом направлении я не сомневался: Петра не давала передышки ни на минуту. Наконец я нашел подходящую тропинку, узкую и раздражающе извилистую, ветки над ней нависали так низко, что когда лошадь продиралась вперед, я был вынужден почти лечь ей на спину. Но зато теперь я ехал куда надо. Кусты поредели, и я смог выбирать дорогу между деревьями. Так я одолел примерно четверть мили и выбрался на открытую поляну.

Петру я сначала не увидел. Мое внимание привлек ее пони. Он лежал на дальнем краю поляны с вырванным горлом. Самая ненормальная тварь, какую я когда-либо видел, терзала его, срывая мясо с крупа с такой самозабвенной целеустремленностью, что не услышала моего приближения. Шкура у нее была рыжевато-коричневого цвета, вся испещренная желтыми и темно-коричневыми пятнами. Клочья меха, который покрывал ее громадные, похожие на подушки с длинными кривыми когтями лапы, слиплись от крови. Шерсть на хвосте распушилась, отчего он стал похож на громадное перо. На круглой морде горели желтые, как будто стеклянные глаза. Широко расставленные уши свисали вдоль морды, а нос был вздернут. Два громадных резца нависали над нижней челюстью. Этими клыками и когтями она рвала пони.

Я начал снимать с плеча ружье. Движение насторожило зверя. Он повернул голову и весь подобрался, не двигаясь с места. На меня уставились его дико сверкающие глаза. Вокруг пасти влажно блестела кровь. Хвост поднялся и медленно закачался из стороны в сторону. Я взвел курок и начал поднимать ружье, но в этот момент в горло зверя вонзилась стрела. Он подпрыгнул, согнулся в воздухе и упал на все четыре лапы, сверля меня бешеным взглядом желтых глаз. Моя лошадь, испугавшись, попятилась, и ружье выстрелило в воздух. Но прежде чем эта тварь успела прыгнуть снова, ее настигли еще две стрелы. Одна вонзилась ей в спину, другая в голову. На мгновение зверь застыл в неподвижности, но тут же упал и перевернулся.

Справа на поляну выехала Розалинда. Она еще не успела опустить лук. С другой стороны появился Майкл, на тетиве его лука лежала наготове стрела. Глаза его были настороженно устремлены на зверя. Мы находились где-то рядом с Петрой, но она продолжала оглушать нас.

— Где она? — спросила словами Розалинда.

Мы огляделись и тогда только заметили на дереве на высоте двенадцати футов маленькую фигурку. Петра сидела в развилке ветвей, обхватив ствол обеими руками. Розалинда подъехала вплотную к дереву и сказала ей, что опасность миновала и можно спокойно спуститься. Однако Петра продолжала прижиматься к дереву, казалось, она не может ни шевельнуться, ни разжать рук. Я спрыгнул с лошади, залез на дерево и спустил ее вниз к Розалинде, которая посадила ее перед собой на лошадь и попыталась успокоить. Но Петра не сводила глаз со своего мертвого пони, и горе ее, пожалуй, только усиливалось.

— Надо это прекратить, — сказал я Розалинде. — Она сюда всех соберет.

Майкл, удостоверившись, что зверь действительно мертв, присоединился к нам и озабоченно посмотрел на Петру:

— Она понятия не имеет, что делает. Это неосознанно, она как будто внутренне кричит от страха. Лучше ей было бы кричать вслух. Давайте для начала уведем ее куда-нибудь, где не видно пони.

Мы отошли за кусты. Майкл мягко заговорил с Петрой, пытаясь утешить ее, но она, казалось, не понимала ни слова. Ее внутреннее отчаяние не ослабевало.

— А давайте попробуем все вместе внушить ей спокойствие… сочувствие… — предложил я. — Начали?

Мы пробовали целых пятнадцать секунд. Ее крик боли на мгновение прервался, но тут же снова захлестнул нас.

— Все без толку, — сказала Розалинда, прекращая попытку.

Беспомощно смотрели мы все втроем на Петру. Настрой ее мыслей несколько изменился: острый страх прошел, но смятение и отчаяние оставались и были очень сильны. Она расплакалась. Розалинда обняла ее и прижала к себе.

— Пусть выплачется. Это должно снять напряжение, — сказал Майкл.

Пока мы ждали, что Петра успокоится, произошло то, чего я боялся. Из-за деревьев выехала Рэчель, минуту спустя с другой стороны показался парень на лошади. Я никогда до тех пор его не видел, но знал, что это должен быть Марк.

Никогда раньше мы не встречались все вместе, понимая, как это будет опасно. Я не сомневался, что Сэлли и Кэтрин тоже спешат сюда. Только их теперь не хватало, чтобы довершить картину общей встречи, которая по нашему решению никогда не должна была состояться.

Торопливо объяснили мы на словах, что произошло, и настоятельно попросили их поскорее разъехаться, чтобы никто не увидел нас вместе. Майкл тоже уедет, а Розалинда и я останемся с Петрой и постараемся ее успокоить.

Все трое, не споря, согласились и через минуту, простившись с нами, тронулись в разные стороны. Мы продолжали свои попытки успокоить и утешить Петру, но без особого успеха.

Минут через десять, с трудом продираясь на лошадях через кусты, подъехали Сэлли и Кэтрин. Обе держали в руках натянутые луки. Наша надежда, что им встретится кто-нибудь из отбывших и они повернут назад, не оправдалась, очевидно, они выбрали разные дороги и разминулись.