Забытая сказка - Дарья Вишневская

— Вот я и говорю, это большая редкость, что ты ответила мне. Или не ответила?

Тантра вскинула возмущенно глаза, и Грэт рассмеялся вновь.

— Такая редкость бывает только в сказках. Обычно в настоящей жизни любит только один, другой же притворяется или обманывает себя, ибо нет другого выхода, хотя на самом деле… Эх, жаль, нельзя читать в чужих душах, тогда б на земле царило бы полное понимание.

— В моей душе ты бы прочел… да ты сам знаешь, и нечего мне повторять тысячный раз. А насчет редкости — да, взаимность это такая вещь. Поэтому люди часто бывают несчастны. Потом они погружаются в море бесполезных забот или развлечений…

— Но обида остается на всю жизнь. Знаешь, как шрам, который, может, обычно и не причиняет беспокойства, но иногда он раскрывается и кровоточит. И тогда охота выть и грызть зубами стенку.

— Ты явно испытал то, о чем говоришь, — с беспокойством заметила Тантра, и Грэт слабо улыбнулся.

— Я ведь тоже когда-то был смертен, и то, что сейчас кажется мне смешным, было смыслом моей жизни.

— Может, через тысячелетия ты со смехом вспомнишь и обо мне.

— Нет, это другое, — серьезно сказал Грэт. — Скоро мне исполнится триста лет, и это в несколько раз больше того возраста, в котором я умер. Я уже и смотрю на эти вещи по-другому. Кстати, через тысячелетия я не буду вспоминать о тебе…

Тантра нахмурилась.

— …через тысячелетие ты будешь со мной. Самым лучшим будет, если ты станешь вампиршей, но коли нет, после твоей смерти я последую за тобой, — закончил Грэт.

— Не давай таких быстрых обещаний, — оборвала его Тантра, — многое может поменяться за то время, что отпущено мне.

Грэт печально улыбнулся, но спорить не стал. Вместо этого он накрыл руку Тантры своей и пробормотал:

— Зато радуйся, что нам отпущено хоть какое-то время.

— Вот я и радуюсь, — так же тихо ответила Тантра.

— Наверное, я утомил мою королеву своими слегка заумными речами.

— Век бы тебя слушала и смотрела на тебя.

Крупная дрожь пробежала по ее телу, и Тантра все ближе тянулась к вампиру.

Шум бала доносился до нее как будто издалека, и все на свете не важно, кроме этого трехсотлетнего главаря вампирской шайки. И когда Тантра набиралась сил подняться и обойти этот проклятый разделяющий их стол, музыка и шум вдруг смолкли. Повисла мертвая тишина. Слово «мертвая» обретало в Сетакоре свое, особое значение…

Настороженные Грэт и Тантра вылезли из своего убежища.

В лицо им дохнул ночной холодный ветер, распахнувший настежь входные двери.

Вампиры, вервольфы и ведьмы столпились вдоль стен, храня молчание. Марет и Гектор стояли посреди зала, царь ободряюще опустил тяжелую руку на плечо маленькому королю.

— Что случилось? — воскликнула Тантра, подходя к ним.

И тут же она осеклась, заметив, что луна освещает на пороге темную фигуру. Это был мертвец, распространяющий слабое зловоние. Глаза его были лишены яблок; вместо одежды на нем висели гниющие обрывки…

Мертвец этот, неуклюже переставляя ноги, вошел, и за спиной его Тантра увидела невообразимое количество таких же, как он. Они заполнили весь парк и всю территорию вокруг замка. Смрад висел в воздухе.

Мертвец шел, тупо глядя в лица собравшихся здесь и каждый раз отрицательно качая головой. Наконец он замер, и его мертвый взгляд встретился со взглядом Тантры. Тогда мертвец медленно пошел к девушке, стоящей около Гектора и Марета.

Грэт рванулся в сторону, пытаясь закрыть ее, но она ласково отстранила его и сама пошла навстречу трупу.

Он подошел к ней, долго всматривался в ее лицо своими жуткими глазами, а потом вдруг будто подкошенный упал на колени и, нашарив руку Тантры, поднес ее к губам.

Девушку передернуло, когда мертвец поцеловал ее ладонь, но она не вырвала ее.

— Госпожа, я искал тебя… мы искали тебя… — проскрипел мертвец ошметками голосовых связок.

— Вы нашли меня… а я — вас… — прошептала Тантра, кладя другую руку на волосы, отдающие запахом тлена.

Краем глаза она увидела, как в дверь, скрипящую под ветром, входят мертвецы. И все они опускались перед ней на колени, склоняя головы.

Потом сзади подошли Марет и Гектор. Тогда преклонили колени остальные, кто был в этом зале, — вервольфы, вампиры, ведьмы… Тантра подняла руку, и в ее ладони возник бокал с вином, как и в ладонях Марета и Гектора.

— Выпьем за наш союз, — громко сказала девушка, и все трое, чокнувшись, залпом выпили. Правда, то было не вино, а кровь.

Она побежала по жилам Тантры, горяча их. Тогда девушка закрыла глаза и подумала, что это самый странный миг ее жизни.

Лирус был очень обеспокоен. Утром он едва не выдал себя, шарахнувшись от серебрянного копья, в обед же начальник стражи в ласковых выражениях запретил стоять у входа в зал — это значило, что не увидеть ему принцессу, а сейчас, когда он уже понадеялся в одиночку — редкостное счастье — ночью стоять у ее дверей, тот самый начальник стражи приказал ему караулить воров у казны. Работа, конечно, почетная, только больно нудная. Его единственным приятелем был скользящий вдоль стены белесый луч.

Поэтому Лирус и сидел, сжав медное копье и прислонившись спиной к кованой двери. Печаль переполняла его сердце, смешиваясь с тревогой, и не давала никак ему покоя.

Лирус вспомнил, как оказался здесь. Давным-давно Гектор, вступая на царствование, пожелал иметь своих шпионов во дворце, и свободный лесной оборотень, прозванный за шерсть и цвет волос Лирусом, был вынужден сменить родную берлогу на Катарианс — пыльный, суетливый, чужой ему город.

Лирус хмыкнул. Он бы давно смылся, если б не Селена. Когда-то, увидев юную принцессу, Лирус испытал к ней четвертую вервольфью привязанность. И больше не смог покинуть дворец, даже остался здесь в качестве стражника, ежедневно рискуя быть пойманным. Но то, что принцесса ответила ему и не бросила, узнав о его сущности, того стоило.

«Это чудо, что я до сих пор не попался. Жаль, Селли сегодня не увижу… но завтра будет завтра. Хорошо, что никто до сих пор ничего не заподозрил…»

Правда, с недавних пор сердце Лируса разрывалось на две части. Одна желала быть здесь, во дворце, другая же звала на помощь братьям-вервольфам. Но Лирус утешал себя тем, что, когда войска выступят, а он — в их составе, ничего не стоит будет сбежать.

«Хотя царь, конечно, будет в великом гневе».

Что ж, придется ему совладать с этим гневом.

«Только вот родная моя Селли будет мне навеки тогда недоступна…»

— А кто знает, какая из сторон одержит верх в этой войне? — говорила надежда.

— Король с семьей сбегут на Юг, где нам их не достать, — говорил здравый смысл.