Яся ищет мужа - Ярослава Танькова

Выйдя из душа, Женя посмотрел на меня более осмысленно и явно напряг мозг.

— Яся! — помогла ему я, окончательно убедившись, что от вчерашней «любви» остался только перегар. — Да, Жень, извини, я хотела вчера уехать, но я не представляю, сколько стоит такси до Канн, а ты спал, и я не знала… — Я осеклась, поймав на себе крайне недоуменный взгляд.

— Да отправлю я тебя в твои Канны … Чего ты нервная-то такая? Есть хочешь?

В коридоре мы встретились с Гришей (куда испарились блондинки, я так и не поняла). Про наше вчерашнее исчезновение он даже не заикнулся. Гриша был в сандалетах и пляжных шортах. Женя тоже. И немецкая пара, попавшаяся нам по дороге к лифту, тоже была одета по пляжному, как и положено всем нормальным людям утром на море. Поэтому пока мы ждали лифта, они рассматривали меня, как неведому зверушку… Я понимала, что на всем побережье сейчас нет ни одного нормального человека в вечернем наряде, кроме меня, и это было ужасно! Перед выходом я поснимала украшения, завязала волосы в пучок и умылась, но проклятое платье-то осталось и совершенно неуместно переливалось стразами Сваровски под утренним солнцем!

— Безумнее смотрелись бы, наверное, только бомжовские отрепья, — шипела я себе под нос.

— Ну что ты! Нормально выглядишь… — сочувственно улыбался Гриша.

— Гриша у нас добрый, он всегда старается успокоительно соврать, — смеялся Женя.

— Слушайте, я не могу на завтрак в таком виде, — совсем стушевалась я.

Женя посмотрел на меня с жалостью и, когда мы вышли в холл, подтолкнул к стеклянным дверям магазинчика с женской одеждой, сказав: «Выбери там себе чего-нибудь легкое, а я сейчас подойду». Так состоялся мой первый охотничий шопинг.

До сих пор по магазинам я ходила со своей личной кредиткой, поэтому привыкла смотреть на цены. Но в магазинчике вместо ценников была очаровательная девушка, говорящая на английском с хрустальным французским акцентом. Сначала я глянула на бриджи с маечкой — ничего особенного, но яркая вышивка мне понравилась.

— Сколько?

— Две.

— Сотни?

— Тысячи.

Две тысячи евро! Мамма миа! Простенький сарафанчик, тоже с вышивкой — полторы. Уже без вышивки — тысяча. И сладкие причитания:

— Это натуральная ткань! Хлопок!

У них этот хлопок что — со спины короля Монако состригают?!

Любовно взращенная во мне за эти дни охотница забито молчала. Одно дело, если бы я этот поход в магазин срежиссировала, хотя он мне был бы даром не нужен — тогда это эксперимент. Но тут я была загнана в угол и сама себе напоминала раненое животное. В таком состоянии думать о расследовании как-то не получалось… Женя застал меня с сарафанчиком в руках и безумным взглядом, устремленным на ряды вещей, из которых ни одна, похоже, не стоила меньше тысячи евро.

— Выбрала? Надевай, пойдем уже, — кивнул он.

— Может, мадемуазель и босоножки возьмет? Они из той же коллекции и очень сочетаются… — быстро сориентировалась продавщица, подскакивая к Жене с сандалеткой по цене компьютера.

— Тебе надо? — Вопрос был переадресован мне.

— Нет, — выдохнула я, — хватит и сарафана.

— Как хочешь, — Женя расплатился кредиткой, даже не спросив цену.

После совместного поглощения хлопьев, фруктового салата и кофе в ресторане меня усадили в такси.

Все это время подаренное мне вчера кольцо лежало в сумочке. Версия для совести: «Оно сваливается с пальца, боюсь потерять». На деле же, боюсь, все банальнее — я просто не хотела напоминать о нем протрезвевшему кавалеру. И все же в последний момент сработали предохранители…

— Жень, ты мне вчера кольцо подарил, помнишь? — я вытащила печатку.

— Ух ты, блин! Во нажрался! Слушай, это не просто кольцо. Это память очень важная. Ты, ради бога, прости. Отдай его мне, ладно? А я тебе новое куплю, честное слово!

— Конечно-конечно! — почему-то мне было ужасно стыдно.

Одновременно я чувствовала себя и плохой охотницей, и плохим человеком. Видимо, это и было то самое пограничное, переходное состояние, на котором и надо было бы остановиться, чтобы безболезненно завершить это расследование. Но я не остановилась…

Женя продиктовал номер своего телефона, прохладно чмокнул в щеку, и через час я уже была в Каннах, в своем номере, с трудом понимая, что со мной случилось прошлой ночью. И желая только одного — спать.

Днем мы с Анжелкой встретились на пляже за бутылкой минералки. Услышав по телефону, что кто-то клялся мне в любви, она загорелась желанием узнать подробности. У нее же с тем подцепленным на открытии кадром была ночь любви, и теперь они уезжали в Монако к его приятелю на яхту отмечать закрытие сезона. Поэтому настроение у подружки было просто потрясающее.

Когда я рассказала свои приключения, Анжела хохотала, как обкуренная гиена:

— Ой, не могу! Она сарафан выпросила! Ой, держите меня! Тоже мне охотница!

— Да при чем тут этот сарафан, — совсем стушевалась я. — Я вообще ничего не собиралась с него тянуть, я переживала…

Про подаренное, но отданное кольцо я умолчала, потому что примерно представляла себе, как на эту деталь отреагирует подружка, а терять ее расположение не хотела. Она мне могла еще понадобиться.

— Может, ты и переживала, но прежде всего лопухнулась! — хмыкнула моя наставница. — Первая ночь «любви» здесь, как правило, и последняя. Причем вне зависимости от того, дала ты мужику или не дала. Распалять отказами можно тех, кому за шестьдесят. А твоему, говоришь, сороковник не так давно стукнул? Мальчик совсем. Такие два раза одну девочку не танцуют. Так что надо было еще вечером тащить его в ювелирный, типа: «Жениться? Да за ради бога! Обменяемся кольцами в знак любви неземной!» Ты что думаешь, зря, что ли, именно здесь, на Лазурном Берегу, круглосуточные ювелирные открыты? — стучала меня по лбу Анжелка.

— Во-первых, я думала, он говорит искренне…

— Тем более! Тогда это колечко было бы не последним.

— Я бы так не смогла, он же плакал.

— «Плакал»! Они все, как напьются, так либо пиариться начинают, показывая, какие они всемогущие, — на этом, кстати, тоже неплохо можно заработать. Либо оплакивают свое «вечное одиночество». Обычный мужской трюк. Только простые мужики покупают за жалость халявный секс, потому что больше им расплатиться нечем. А эти за просто секс и заплатить могут, а купить они пытаются «искренние чувства». И вот от того, насколько искренне ты сможешь сопереживать ему, зависит то, что ты сможешь из него выудить. Так что смотри в глазки, рви на нем одежду, вопи от страсти, как раненый бурундук, а потом кивай всем его россказням, гладь по головке и подталкивай в сторону ювелирного. Надо распалять и брать, брать и распалять! Пока его запас «искренности», а точнее, похоти не улетучился.