Пиратские войны - Николай Прокудин

Старик чуть не взвыл от досады. Корабль есть, и команда тоже какая-никакая, казалось бы, плыви, куда пожелаешь, хоть в Россию, хоть в Европу, да хоть в Америку… А на самом деле есть только два более-менее обученных мореплавателя, старый да малый, а все остальные ничего не могут. Эх-х-х!

— Эй, бездельники и неучи! Как быть? Ну, выйдем мы с вами в открытое море, а дальше что? — принялся ворчать Ипполит. — Первый шторм — и мы без парусов!

Строганов вспомнил, что читал в детстве приключенческую книгу Жюля Верна «Пятнадцатилетний капитан», и стал рассказывать старому ротмистру о том, как юноша управлялся со шхуной в одиночку. Ротмистр тут же поднял его на смех.

— Один сопляк при парусах и за штурвалом?! Экий же враль твой бумагомарака! Я всегда говорил, что чтение этих французских романов до добра не доведет! От этих немцев, англичан и особливо французов нам, русакам, один только вред и никакой пользы! А читать их глупые романы и вовсе нельзя! Я вот за свою жизнь прочел только три большие книги — и ничего, ничуть не страдаю. Всегда жил своим умом, а теперь вот еще и богат как Крез!

Строганов ухмыльнулся на слова об успешно прожитой жизни ротмистра, испытавшего опалу, ссылку, бега, отшельничество на затерянном острове, но возражать старику не стал, решив не тратить силы на бесполезную перепалку.

Опытный моряк Ипполит Степанов решил перво-наперво поднять якорь и довериться течению, затем частично поставить паруса на грот-мачте и на бизани, а по ходу дела заняться парусами на фок-мачте. Общими усилиями вытянули якорный канат и закрепили якорь. Мужчины матерились нещадно, ибо их, окончательно не протрезвевших, все еще заметно штормило после вчерашней попойки.

Отдышавшись, все полезли к снастям. Аборигенки по вантам карабкались лучше, чем мужчины, но проку от них не было никакого. Языка они не знали, а жестами нельзя обучить работе с парусами. Это ведь не ноги раздвигать. Поэтому работали только мужчины, втроем, понукаемые снизу ехидным Степановым, а женщины весело и соблазнительно раскачивались на канатах, словно макаки в джунглях. Строганов по ходу дела осваивал морские и корабельные термины, постепенно узнавал и запоминал, что такое гик, пайол, стаксель, румпель и прочая, прочая, прочая.

За час акробатических перемещений на верхотуре, без всякой страховки, Сергей проклял все на свете. Уж кем-кем, а обезьяной быть он не подряжался и в канатоходцы не записывался! Да и у казака дела шли не лучше, крупный и нескладный Худойконь даже едва не сорвался, но в последний момент, уже падая, успел ухватиться за свисающий сверху конец. Степанов стоял у штурвала и посмеивался над незадачливыми марсовыми.

По мере того как ветер крепчал и надувал паруса, корвет все лучше слушался руля. Вода прибывала, и ротмистр уверенно вел корабль по направлению к естественному проходу в рифах. Пройдя его, он приказал снова встать на якорь и убрать паруса, ожидая попутного ветра и начала отлива, чтобы уйти в открытое море. Степанов молил Бога о хорошем ветре и семи футах под килем.

Только тут мореплаватели вспомнили про скотину, доставленную накануне в лодке. Три голодные козы жалобно блеяли, а подсвинок неистово хрюкал. Больше животных с фермы брать вечером не стали — чем их кормить на корабле? Солонина в дороге пригодится, рацион-то небогатый, но и соли-то было совсем мало. Оставшихся животных Сергей вчера выпустил из загородки свободно пастись на острове, пусть себе кормятся и размножаются.

Ротмистр занялся ревизией припасов на корабле. На большую команду продовольствия было маловато, а на семерых — вполне достаточно. Пресной воды только четыре полных пятиведерных бочки, зато много рома, джина, портвейна и мадеры. Можно было пополнить запас воды из источника на острове, но из этого родничка один литр набирался за час, большой пресный водоем превратился в лужицу мутной жижи, а из маленького озерца они поили коз и свиней. Кому же хочется стать козленочком? Никому. Цедить в час по чайной ложке — некогда. Спиртного в бочках и бочонках, в бутылях и бутылках находилось никак не менее полутонны. Значит, мучительной смертью от жажды никто не умрет. Вино — это тоже жидкость. Продуктов в кладовых было достаточно, к сухарям, плесневелому сыру и пиратской солонине с душком добавили привезенные с берега фрукты. Кроме того, живая скотина тоже скоро станет пищей.

В тот же вечер забили животных, нажарили мяса, засолили сало, этим с радостью занялся Кузьма Худойконь. Мясо запивали вином, но в меру — неизвестно, что ждет впереди. Туземкам тоже дали передышку от ночной повинности, поэтому девицы впервые за все время жизни на корабле спали как убитые.

На утренней заре мужчины подняли якорь и доверились волнам. Попутный ветер крепчал, и на отливной волне горе-судоводители сумели отойти от острова. Плаванье в неизвестном направлении началось удачно. Фортуна явно повернулась к ним лицом.

Ротмистр по достоинству оценил захваченный корабль. Корвет был недавней постройки, замечательно слушался руля, с хорошим ходом, крепким корпусом, который еще не сильно оброс ракушками, паруса свежие, без заплаток. Но все эти прекрасные характеристики судна давали преимущество в маневре и в бою лишь подготовленной команде, а не дилетантам, которые по воле случая были вынуждены управлять этим замечательным для своего времени кораблем. Строганов долго не мог запомнить, что и как называется из снастей и такелажа, ротмистр и юнга над ним подшучивали, но терпеливо поясняли и рассказывали, что к чему и зачем.

Аборигенок временно перестали гонять к парусам, вместо этого им доверили ведение хозяйства. Пышнотелую дамочку по имени Куа приставили к камбузу, двух других, высокую Лоло и молоденькую Мими, определили в «подай-принеси» на палубе и в каютах. Девицы, уставшие жить в сексуальном рабстве, теперь, обретя свободу, беспрестанно сновали по всему кораблю, отсутствие на них одежды то и дело отвлекало от работы неугомонных казака и юнгу. Худойконь и Гийом не давали бабам скучать, время от времени уединяясь то с одной, то с другой туземкой в укромных местах, чем вызывали возмущение ротмистра, которому вполне хватило одной бурной ночи. Кузьма обещал, что еще раз-другой и он тоже прекратит шалить, присоединится к Степанову, станет таким же степенным и серьезным человеком и неизменно прибавлял: «Старый конь борозды не портит, если он не мерин!» А Гийом наотрез отказался умерить пыл, заявил, что придется подождать, пока он состарится. Строганов предложил закрепить каждому персональную женщину, прекратить извращаться, чтобы не дошло из ревности до мордобоя.

Казак отшучивался и просил не ревновать. Мол, старушку Лоло, тщедушную бабу, облюбованную дядей Ипполитом, он почти не трогает, ибо боится, что она совсем похудеет и тогда из-за мачты будет торчать только ее зад. Все весело подтрунивали друг над другом, пребывали в прекрасном настроении, и обстановка на корабле сложилась вполне доброжелательная. Все умерили любовный пыл и поделились на пары, только Строганов щедро отказался от права выбора в пользу товарищей.

В первый день плавания их остров был главной деталью на горизонте, но постепенно ветер усилился, скорость возросла, и Петропавловск уменьшился в размерах сначала до зеленого пятна, потом до темной точки, а затем земля обетованная и вовсе исчезла за горизонтом, словно канула в воду. Степанов сильно переживал утрату своих владений, он сиротливо стоял на мостике, курил длинную трубку, набитую трофейным табачком, и щурил глаза то ли от ветра, то ли от слез. Время от времени ротмистр прерывал свое молчание свирепыми окриками, руганью или отрывистыми командами, стараясь таким образом скрыть от товарищей нахлынувшие чувства.