Морена-2. Золото партии - Александр Афанасьев

Профессор Пьер-Луи Дюбон был следующим поколением, после поколения 1968 года – поколения студентов, которое вышло на баррикады, заставило уйти в отставку всемогущего де Голля и после чего страна начала гнить изнутри. В 1968 г. произошло нечто большее, чем массовые беспорядки – от власти было отстранено поколение, которое выдержало нацистскую оккупацию, которое сражалось в рядах Сопротивления, которое до последнего сражалось в колониях. А пришли те, кому ничего не надо было кроме секса, наркотиков и гарантированного трудоустройства. Как сказала одна девушка на ток-шоу – еда, сон и секс – все, что ей надо от жизни.

Во главе этого поколения были уже не партизанские вожаки из зарослей маки – а «интеллектуалы» типа Бернара Анри-Леви, которые одновременно называли марксизм «варварством с человеческим лицом» и внедряли его у себя в стране, которые могли одновременно писать книгу о варварстве исламизма и поддерживать Армию освобождения Косово и повстанцев в Ливии… каким-то чудом в головах этих людей умещалось несовместимое. Ислам был одновременно врагом цивилизованного мира, а сами исламисты – борцами за свободу.

Он вырос в отравленной двусмысленностью атмосфере университетских аудиторий. Рано все понял – но ничего не пытался изменить. Потому что понимал, что – бессмысленно, ничего не изменится. Он лишь мог получать от жизни то же что и все – маленькие радости. Вечно молодые студентки третьего курса. Чтение лекций за деньги. Дорогие семинары, оплачиваемые корпорациями как форма взятки – одна из многих, придуманных этой когортой бессребреников – общественников. О… они никогда не упускали своего. Взять хотя бы того же Бернара Анри-Леви, среди своих – БХЛ. На что он живет? Причем не жизнью нищего конторского служащего. Но ведь на что-то же живет, и красиво живет.

Но в их среде – было еще одно правило. Такое же отвратительное, как и все остальные. Если кто-то оступался – то остальные налетали и начинали затаптывать, упражняясь в лицемерии. Каждый делал то же самое, что и оступившийся – но тем громче звучали обвинения…

В системе – никого не добивали до конца. Оставляли жизнь и кусок, достаточный чтобы прожить. Вот он и грыз свой кусок, живя с отвращением к самому себе. Так, наверное, он проживет всю свою жизнь…

– Профессор…

Профессор Пьер-Луи Дюбон вернулся в студенческую аудиторию – полторы сотни глаз смотрели на него. Ждали от него то, что он мог им дать – знания. Знание он мог дать, а вот что касается понимания…

– На чем мы остановились…

– Значение Маастрихтского договора, профессор

– Да. Так вот. После заключения Маастрихтского договора – единый европейский рынок, уже сформированный экономически – стал формироваться и политически…

* * *

После лекции – студенты задавали ему вопросы еще минут десять, захватили даже перемену. Но все когда-то заканчивается – и вот, профессор вышел в университетский коридор, уставший и морально опустошенный…

Лестница. Затем машина. Затем – надо заглянуть в магазин. Пополнить запасы анисовой…

На лестнице его толкнули.

– Извините.

Голос показался странно знакомым

– Профессор Дюбон… не оборачивайтесь. Это Элис. Помните меня?

Разведка!

– Да, что произошло?

– Моя машина – черная «Шкода-универсал». Ваша?

– «Ситроен». Синего цвета.

– Я знаю. Сейчас мы оба выйдем и сядем в свои машины. Поезжайте туда, где мы сможем поговорить. Я поеду за вами…

* * *

Местом, где можно поговорить – оказался храм Бахуса. Не дорогой и не дешевый – средний скорее. Профессора тут хорошо знали – продавец встретил его рукопожатием и отвратительным подмигиванием…

– Шарль, найдется комната?

– Для друга всегда. Только боюсь, кровати там нет

– Нам не нужна кровать. Нам нужен стол.

* * *

Стол был.

Солидный, времен Директории. Настоящий стол, таких сейчас уже не делают.

Они сидели друг напротив друга. Изучали друг друга ощупывающими взглядами, не зная как начать.

– Я не думал, что тебя увижу, – сказал, наконец, профессор

– Все бывает.

Профессор достал пачку «Житан».

– Не возражаешь?

Морена пожала плечами.

– Ты хорошо пошла. По-настоящему хорошо.

…

– Но я и не ждал другого. У тебя…

Профессор пощелкал пальцами, подбирая нужное слово.

– Неленивый ум… неленивый ум, да. Большинство из студентов просто отбывают свой номер… для них ничего не важно, не интересно. Бывает, отвечает он, а тебе хочется сказать – не мучайся, иди и займись тем, что тебе нужно по-настоящему. Но ты не такая, верно?

– Спасибо.

– Не за что. Я говорю, так как есть. Ты – одно из моих лучших творений. Возможно, самое лучшее. Мало кто смог бы так вжиться в роль всего лишь после полугода изучения экономики.

Алиса вдруг подумала, что она постоянно была чьим то творением. Сначала один урод по имени Сёма, бывший мент, использовал ее, как наводчицу, заставляя снимать богатых клиентов в одесских клубах, чтобы потом грабить их. Потом Жорж – Георгий, внук белогвардейского офицера и бывший профессиональный убийца ЦРУ США – научил ее выживать и убивать на городских улицах. Когда же ей удастся стать самой собой?

Наверное, никогда.

– Рассказывай, – просто сказал профессор.

* * *

Когда Морена рассказала ему все – она утаила только название и местоположение банка, сказав что он в Цюрихе, и утаила названия корпораций, и понятное дело, утаила что на одной из них записано активов на восемь с половиной миллиардов долларов США – профессор задумался. Потом щелкнул пальцами.

– А знаешь… мне это кое-что напоминает…

– Что именно, профессор?

– Ты знаешь, что такое Московский народный банк, Евробанк?

– Русские банки…

– Вот именно. Но есть еще банки. Тоже русские – только не такие заметные. Понимаешь, о чем я?

– Мафия?

Профессор раздосадовано покачал головой.

– Я перехвалил тебя. Хотя… ты еще слишком мала, чтобы помнить об этом…

…

– В начале 80-х годов прошлого века – американцы ввели санкции против русских. Примерно, как сейчас, только никаких русских не было – а был Советский Союз – СССР. Но они все равно были русские. Как и тогда – Европа не была согласна с тем, что происходит. Регулирующие органы смотрели на все сквозь пальцы. У нас – к власти пришла коммунистическая партия во главе с Миттераном. Он, конечно, тот еще был коммунист…