Старое пианино - Ирина Лазарева

— И не ошиблись мудрейшие, — не унимался Себ, — сладить со мной нелегко. Ты прав, непогрешимый Регул, узнать меня сложно, ты даже не представляешь, с кем собираешься воевать. Что? Не смотри на меня так! Забирай своего музыканта. Но запомни, сдаваться я не собираюсь, если этот щенок не прекратит музицировать на пианино, я убью гаденыша, и даже ты его не спасешь.

— Отступись, Себ, — грозно сказал Регул. — Не доводи дело до стычки. Я не хочу биться с тобой, не вынуждай меня. Будь на твоем месте другой, я бы даже не стал с ним разговаривать.

— И на том спасибо! — вскричал тот и несколько раз поклонился с шутовским подобострастием, с каждым поклоном все ниже, разметав по земле свою пышную мантию. — Премного благодарен, уважил, пролил бальзам на рану… Что ж, посмотрим, посмотрим… жизнь все еще преподносит сюрпризы… — речь Себа постепенно перешла в бормотание, вскоре стала совсем невнятной.

Наконец он прекратил свое безумное кружение, схватил за руку Лизу и снова обратился к Регулу:

— Пока что прощай, рыцарь, еще встретимся, раз наши дорожки пересеклись. А там, как судьба распорядится …

Максима что-то бешено ударило в грудь, вышибло из бедняги сознание. Последнее, что он увидел, прежде чем впасть в беспамятство — крутящиеся в воздухе черные перья, словно невидимый охотник сбил птицу на лету.

За окном щебетала какая-то звонкая пичуга. То щелкала, то разливалась трелями. Из раскрытого окна тянуло утренней прохладой и тонким ароматом липового цвета. В спальне кто-то ходил, скрипели половицы, но Максиму не хотелось открывать глаза. Он медлил с окончательным пробуждением, наслаждался покоем, уютом мягкой постели и руладами маленького певца в саду. В доме было непривычно тихо, не чувствовалось утреннего оживления. Обычно Леонид Ефимыч вставал рано, потом пробуждался Ярик и отправлялся бегать по парковым дорожкам — так он боролся с лишним весом. К девяти приходила убираться женщина из городка, Леонид Ефимыч нанял ее для поддержания домашнего порядка. В десять подкатывал на уазике Василий, привозил продукты, и тогда можно было вставать, разминаться, мыться, завтракать, и…

Максим открыл глаза и резко сел в постели: после завтрака надо было идти в «экзекуторскую комнату»!

Течение мыслей вывело его на цель пребывания в доме. Он почему-то начисто забыл обо всем, а вспомнив, ужаснулся, как в первый раз, когда познакомился с антикварным пианино.

Дверь спальни отворилась, и вошел Михалыч. Сегодня он был на диво уместно одет — в свободные льняные брюки и мягкую фланелевую сорочку с длинными рукавами, закатанными до локтей. Одежда ловко сидела на нем и удачно скрадывала полноту. Как обычно, он был чисто выбрит и немилосердно благоухал дорогим мужским одеколоном из парфюмерии Максима. Последний застал его как-то за процессом тщательного и вдумчивого обнюхивания флаконов и посоветовал взять один себе для тесного ознакомления. Михалыч отнесся к предложению с серьезностью, но парфюмом явно злоупотреблял.

— О-ой, Михалыч, — сморщил нос Максим, — опять вылил на себя полфлакона? Ну сколько можно повторять: одеколон пахучий, надо освежать кожу чуть-чуть. Ты словно с Марса, честное слово.

— А мне нравится. Да брось, я отлил совсем немного. Там еще осталось на два раза.

— Потрясающе! — вытаращился на него Максим. — Слушай, друг, моих запасов на тебя явно не хватит, придется сгонять на местную ярмарку. Ты уж прихвати сразу литровую бутыль, чего мелочиться-то, найдем по потребностям — Пако Рабан на разлив, можно Диор, на крайний случай.

— На разлив продают медовуху, волшебная вещь, настоятельно рекомендую. Я пробовал.

— Да ну? — Максим развеселился, спрыгнул с кровати, потянулся… и, охнув, сложился пополам.

— Тихо-тихо, — проворно подскочил Михалыч и осторожно усадил Максима на постель. — Тебе вчера досталось малость, ты побереги себя, давай-ка без кульбитов.

— А что было? Я ничего не помню. — Максим сидел скрючившись, держась за живот. — Постой… начинаю припоминать… Лиза!.. Я пошел за ней… О господи!..

— Не надо тебе напрягаться и вспоминать, — с деланной беззаботностью посоветовал Михалыч. — Считай, что это был дурной сон.

— Не дурной, а кошмарный! Если бы ты видел этих чудищ… — Он вспомнил теперь ясно все остальное и не смог продолжать.

— Я сварю тебе кофе, — сказал Михалыч. — Посиди пока, не вставай.

Когда он вернулся с дымящейся чашкой, Максим сидел, сжимая голову руками, совершенно убитый. Вспомнил Лизу, и стало ему по-настоящему нехорошо.

— А как я очутился в доме? Кто меня принес?

— Я. Обнаружил, что тебя нет, и пошел искать. Нашел в лесу без сознания. Это тебе урок: будешь от меня бегать, еще не то случится.

— Хуже того, что было ночью, уже не может случиться. Знаешь, Михалыч… — Максим понизил голос. — Я видел Себа. Он… он не человек, это точно!

— Правильно. Себ — демон, причем один из самых страшных и могущественных.

— Демон?! Михалыч, ты-то откуда знаешь такие вещи?

— Я умею заглядывать дальше обычных людей, — не растерялся тот. — Разве ты еще не заметил?

— Заметил. И хотя ты молчишь как партизан, я догадываюсь, что ты тоже связан с магией. Никогда не верил в магов — ни в черных, ни в белых, и вот влип по самую макушку. Вчера попался в лапы к демону. А в подручных у него Чаритта, садист с рожей эстета и с хлыстом. Жизнь пошла — сплошная развлекаловка!

— Не шути так, друг. Нам повезло, что Себ не расправился с тобой мгновенно.

— Он уже собирался, но тут явился кто-то… в белом плаще, в доспехах. Этот воин встал на мою сторону и потребовал, чтобы Себ отвязался от меня.

— Правда? Значит, у нас появился союзник. Тем более нет причин для уныния!

— Слишком молод, — с сожалением заключил Максим. — Демон разделается с ним в два счета: у Себа жутких тварей полно на подхвате и рука как огнемет, а этот юноша, Регул, совсем один.

— То есть как это — разделается? — возмутился Михалыч и даже принялся ходить по комнате, подпрыгивая по своему обыкновению и размахивая руками. — Ты судишь поверхностно! Да таких как Себ… гм… и с чего ты, собственно, взял?.. Другое дело, что тут замешаны личные обстоятельства… — Он подсел к Максиму и спросил с беспокойством: — Он что, показался тебе слабаком? Ну этот… Регул?

— Нет, парень мощный, сразу чувствуется. И самооценка у него на высоте. Гордый, с достоинством, только что он может — с одним мечом против банды выродков?

— Выродки — ерунда, семечки… — Михалыч погрузился в какие-то думы, приговаривая как бы про себя: — Вот Себ — другое дело, набрался зла, окреп, и ведь хитер стал, коварен волчара… Хотя имеется у него слабость — любит размах, театральность, а уж сейчас особенно захочется ему блеснуть, это надо принять в расчет. Это серьезная брешь, доложу я вам, только воспользоваться вроде как бесчестно… Эх, Себ, Себ…