Ледяной клинок - Дмитрий Казаков

Олен с трудом поднялся и заковылял к лестнице. Заскрипели под ногами ступени, хлопнула дверь. Пройдя через нее, он повернул направо и зашагал по узкому, довольно темному коридору. В него выходило множество дверей, и на каждой висела вырезанная из дерева фигурка – белый заяц, красная собака, бычья голова цвета ржавчины, огромная черная подкова…

Олен остановился, взялся за ручку. Уловил негромкий плеск, но не придал ему значения, а в следующее мгновение замер на месте.

Комната была довольно просторной, с большой кроватью у дальней стены и дощатой лежанкой у ближней. Через окно лился багровый свет заката, его лучи четко обрисовывали фигуру сидящей в большой бадье Саттии. Мокрые волосы облепляли ее плечи, вызывающе торчала грудь, еще ниже волновалась покрытая слоем пены вода.

– Чего замер? – щеки девушки чуть порозовели, но голос остался спокойным. – Голых женщин не видел?

В голове у Олена все смешалось. Он захотел ответить, что «видел, но не таких красивых», но в горле что-то заклинило. Из себя удалось выдавить только судорожное мычание.

– Или тебе язык отрезали? – Саттия нагнулась, взяла стоящий рядом с бадьей кувшин, над которым поднимался пар.

– Я пойду… – Олен отвернулся, принялся нашаривать дверь.

– Чего бегать? Я заканчиваю. Ложись на место, только к стенке отвернись.

Стараясь не глядеть в сторону девушки и чувствуя, что от его ушей можно зажигать факелы, Олен пробрался к лежанке. Стянул сапоги и упал на прикрывающий доски тонкий матрас. Уставился в покрытую трещинами стену, но веки опустились сами собой.

Слышал за спиной негромкий плеск, а перед глазами мелькали лица, обрывочные картинки – соседи, друзья по Заячьему Скоку, мать и отец, работа в поле, охота, поездка на ярмарку, Алирна…

Когда вспомнил невесту, сердце сжало, но не так сильно. Олен как-то отстраненно подумал, что прежняя жизнь несколько стерлась в памяти, что ее затмили яркие события последних дней. Тоска по прошлому и боль потери отступили, он смирился с тем, что никогда не вернется назад. Даже дикий страх первых дней, когда метался загнанным зверем, исчез. Ему на смену пришло желание выяснить, что именно происходит и кто он такой на самом деле…

Услышал, как кто-то вошел в комнату, властный голос Саттии, отдающей распоряжения, а затем уснул.

Девятьсот с лишним миль, разделяющие северо-восточную окраину графства Файн и столицу Золотого государства, Цастин и его люди преодолели за семь дней. Сделать это помогли амулеты неутомимости, висящие на шее воинов и у седла каждой из лошадей. За время безумной скачки останавливались всего один раз, чтобы немного передохнуть.

Никто не роптал, все знали, что консул не любит, когда его заставляют ждать.

Разглядев впереди стены Безариона, Цастин испытал такое облегчение, что на мгновение забыл об усталости и о страхе. Дальний путь закончен, осталось только добраться до покоев консула и доложить о неудаче. О том, что случится потом, сотник Чернокрылых старался не думать.

Слишком уж невеселыми получались мысли.

Стены надвинулись, скрыли висящее над городом солнце, большое и багровое. При виде несущихся во весь опор Чернокрылых стоящие у ворот стражники вытянулись, лица их под округлыми шлемами отразили придурковатое рвение. Возчики принялись стегать лошадей, поворачивать телеги к обочине, пешие путники, выходящие из города, кинулись в стороны.

«Дурачье», – со злобой подумал Цастин, проносясь мимо стражников. Мелькнули тяжелые створки, блеснул выложенный из стальных полос герб Золотой империи – диск солнца, наполовину вылезший из-за горизонта, и расходящиеся от него веером лучи. Даже консул, уничтоживший последнего императора вместе со всей семьей, не рискнул сменить герб.

Ворота, как и вся стена, выглядели новыми, хотя их возвели полтора тысячелетия назад гномы, приглашенные из Льдистых гор. Отказ заплатить за их работу полностью стал причиной долгой распри, но укрепления с тех пор верно служили Безариону.

За воротами Чернокрылых встретил обычный городской шум – крики уличных торговцев, собачий лай, ругань, смех и детский визг. При виде гвардейцев в черных плащах становилось чуть тише, но стоило им проехать, как гам возобновлялся с новой силой.

Цастин подавил раздражение, натянул поводья, умеряя ход лошади. Задавишь кого-нибудь на улице, жалобщики могут дойти и до Золотого замка. Черный жеребец захрапел, с галопа перешел на рысь. Вслед за сотником придержали коней и его воины, кавалькада потянулась по узким улочкам Безариона.

Чернокрылые проехали через южный торговый квартал, перед выездом на Большой рынок свернули направо, к Императорскому мосту. Блеснула впереди гладь Дейна, стал ощутим запах грязной воды. На другом берегу открылся холм и на его вершине – Золотой замок. Много правее, в стороне Черных ворот, показались тонкие башни Школы Истинного Знания, где учат магов.

При взгляде на замок Цастин вновь испытал страх: как консул встретит оплошавшего сотника?

На правом берегу, где дома богаче, а улицы шире, поехали быстрее. Миновали улицу Оружейников, и через Гнилой ручей выехали к началу ведущей на холм дороги. Потянулись голые склоны, поднимающиеся к зубчатым стенам и башням, черным на фоне закатного солнца.

У открытых ворот Цастин спешился, взял жеребца под уздцы.

– Слава консулу! – рявкнули охраняющие ворота часовые.

– Консулу слава, – ответил Цастин и во главе сотни вступил во двор Золотого замка.

Прямо напротив ворот поднималась главная башня, справа к ее золотистым стенам примыкала возведенная людьми пристройка из серого камня. Верхний этаж ее занимал консул, ниже жили слуги. Со всех сторон нависала стена замка, торчали башни, справа виднелась конюшня, слева – казарма Чернокрылых, всюду звездочками посверкивали шлемы часовых.

– Консул ждет, – навстречу Цастину шагнул один из учеников правителя – толстый и совершенно лысый тип, появившийся в замке с полгода назад. Сотник даже не успел запомнить его имени.

– Командование на тебе, – бросил Цастин через плечо старшему из десятников, и вновь повернулся к ученику: – Я готов.

Они пересекли двор и, пройдя мимо очередной пары часовых, вступили под своды главной башни. Окунувшись в царящую внутри ее толстых стен прохладу, сотник ощутил пробежавшую по спине дрожь. Шпоры на сапогах зацокали по каменному полу зала для приемов, в зеркалах отразилась бледная физиономия.

Цастин шагал за учеником, глядел на его мясистый загривок, коричневый балахон и тщетно давил в себе раздражение. Как все Чернокрылые, он не любил всего, что было связано с магией, особенно с магией в исполнении их господина. Часть этой неприязни переносилась и на учеников, которых правитель Безариона использовал для мелких колдовских поручений.

Из зала для приемов Цастин и его провожатый через неприметную дверь вышли на узкую лестницу, поднимающуюся вдоль южной стены башни. По привычке сотник начал считать ступени. На сто первой шагнул на площадку перед квадратными дверями из алого клена, растущего только в эльфийских лесах.