Экстаз - Николь Джордан

— Приберегите благодарность до той поры, когда окончательно станет ясно, что ваша репутация вне опасности. — Он помолчал, как бы колеблясь, и добавил: — Думаю, вы понимаете, что наш союз должен быть подтвержден отношениями, считающимися законными и даже обязательными при браке. Иначе он не может считаться легализованным ни Коллегией юристов, ни самим небом.

Рейвен озадаченно смотрела на него. У нее перехватило дыхание… Что он говорит? Нашел время для шуток…

Потом, придя немного в себя и видя, что он совершенно серьезен, она так же серьезно ответила:

— Да… полагаю, вы правы, сэр.

Его лицо оставалось непроницаемым, когда он сказал:

— Уверены ли вы сейчас, мисс Кендрик, что готовы на все эти жертвы и не хотите вернуться к прежнему положению? Не страшит ли вас перспектива разделить со мною постель? Пускай всего только раз, в брачную ночь.

Она не сводила глаз с его словно высеченного из гранита лица, на котором отчетливо проступал шрам. Шрам не умалял его притягательности, но вселял мысль о возможной жестокости стоявшего перед ней человека. Однако то, что сквозило сейчас в его глазах, подобную мысль начисто отвергало, заменяя ее острым желанием отдаться любви этого мужчины и любить его самой.

В растерянности она неловко повторила его последние слова:

— Это будет только один раз, говорите вы?

— Да, только один. — Сосредоточенность в его лице и голосе подтверждала, что в исполнении этого брачного обряда он находит не больше удовольствия, чем она сама, но всего лишь законную необходимость. — Что ж, до вечера.

Он коротко поклонился и вышел, она продолжала некоторое время смотреть ему вслед.

Оставшись в одиночестве, Рейвен некоторое время не могла прийти в себя. Покусывая нижнюю губу, она размышляла о том, не совершила ли она и в самом деле роковую ошибку, согласившись на брак с абсолютно незнакомым человеком. И возможно, чрезвычайно опасным. В первую очередь тем, что так привлекателен… Так привлекателен бывает истинный грех!.. И разве, положа руку на сердце, такой муж ей нужен?.. Впрочем, и не такой, как герцог Холфорд, который вскоре будет читать ее дурацкое лживое письмо… А ближайшая ночь?.. Вчера, перед свадьбой с Холфордом, она не задумывалась о том, что ее ожидает, но твердо знала: совсем не то, что испытывала она с пиратом в своих сновидениях…

Но что ждет ее сегодня?..

Мысли ее вернулись к прошедшей полубезумной ночи. Если все, что с ней происходило, было явью, Келл Лассетер почти тот самый человек, который являлся ей в бурных снах…

Из ее горла вырвались звуки, похожие на рыдания… Ну и что, если так? Зачем он ей наяву? Разве ей мало того, что у нее есть ее собственный молчаливый пират — любовник и муж, от которого она совершенно не зависит. Ни в чем…

А сегодня ночью все будет совсем по-другому. Она наяву станет законной женой Келла Лассетера… Зачем?.. Боже!..

Она глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться… Что ж, пускай так… Только она должна суметь противостоять ему. Его притягательной силе… Суметь сделать так, чтобы эта ночь была первой и последней…

С этим окончательным решением она попыталась собрать разбегающиеся мысли и направилась в гостиную, чтобы написать там письмо человеку, чуть было не ставшему ее супругом и чуть не сделавшему ее настоящей герцогиней.

Прошло больше часа, была выброшена куча черновиков, прежде чем содержание письма показалось ей приемлемым. Фантастическая версия, по которой ее похищение было совершено человеком, с кем ее уже давно связывала глубочайшая любовь.

Ложь была ей неприятна, но Рейвен оправдывала себя тем, что описываемая ею история не только спасает ее честь в глазах требовательного высшего света, но и проливает некоторое количество бальзама на душевное состояние адресата.

Окончив свое послание, она впервые за последнее время ощутила облегчение, что не стала женой человека, к которому не испытывала совсем никаких чувств. Согласие на брак с ним — теперь она это поняла — стало следствием ее временной душевной слабости и могучего натиска тетки и деда.

Долго она размышлять об этом не стала, а присыпала чернила песком, после чего запечатала конверт и отправила его с О'Малли бывшему жениху.

Однако до того, как выполнить поручение, старый слуга позволил себе подвергнуть свою любимую хозяйку безжалостному допросу.

— Простите меня, мисс, — сказал он, — но не могу не сообщить вам, что мне пришлось слышать мало хорошего о хозяие этого дома.

— Мне это известно, — спокойно ответила Рейвен, — но почему-то я думаю, что многое из того, что говорят, сильно преувеличено.

— Но его родной брат…

— Келл совершенно не похож на своего брата, я убедилась в этом. Будь все иначе, ничто на свете не принудило бы меня выйти за него замуж… Да, понимаю ваши страхи, О'Малли, и сама боюсь многого, но, как я уже говорила, выбора у меня нет. Заключить брак с мистером Лассетером — единственный выход из создавшегося положения. Чтобы сохранить свое доброе имя.

— Так-то оно так, мисс, — угрюмо согласился О'Малли. — Да как бы вы снова не попали в беду. Мало вам пришлось перетерпеть в детстве…

— Не хочу вспоминать об этом. Будем считать, что самое плохое позади.

Она улыбнулась доброму старику и постаралась хоть как-то успокоить его. А попутно и себя.

Добилась она не столь многого, но все же О'Малли отправился наконец по ее поручению. Рейвен облегченно вздохнула… Что толку думать и рассуждать сейчас о свершившемся?

Конечно, О'Малли на правах не только слуги, но и друга, советчика, воспитателя хочет и имеет полное право знать обо всем, что творится в ее голове и душе. Но чем это поможет в данное время? Однако как хорошо, что он у нее есть, этот добрый упрямый ирландец!..

Память услужливо вытащила из своей шкатулки одну из многих картинок ее детства — не самую яркую, но запомнившуюся: ей было всего десять лет, и тогда впервые она услышала от О'Малли слова утешения…

В те дни Рейвен жила предвкушением праздника, которых у нее было очень немного в жизни: ее подружка, одиннадцатилетняя Джейн Хьюитт, позвала Рейвен на, свой день рождения. Джейн была дочерью какого-то высокопоставленного чиновника, и все дети, чьих родителей считали достойными этой чести, были приглашены.

Обрадованная девочка осмелилась попросить своего отчима Йена Кендрика дать ей денег на новое платье. А в ответ получила весьма внятную и предельно жестокую отповедь, которую не могла забыть долгие годы.

— Тебе не требуется никаких денег на новое платье, — примерно так отвечал ей отчим, — потому что этого платья у тебя не будет. Не будет потому, что ты не пойдешь на день рождения в дом Хьюиттов. Ты должна знать и не забывать своего места… Ведь ты незаконнорожденная, понимаешь? Внебрачная… Приблудная, как вон та кошка с улицы…

Йен Кендрик в этот день был, вероятно, в особенно дурном настроении, которое и излил на приемную дочь.