Француженки не верят джентльменам - Лора Флоранд

– Эй, отдай сейчас же.

Габриэль высвободил волосы из ее кулака и взял Джоли за руку, переплетя пальцы. Putain, прогулка становится все лучше. И чертовски веселее.

Они шли по предрассветным улицам, в которых только-только проснулся аромат жасмина и запели цикады, а самая симпатичная женщина, какую он когда-либо встречал, дулась, потому что он не вторгся в ее квартиру. Это утро оказалось гораздо забавнее остальных, когда он шагал к спортзалу в одиночестве. Он сейчас получал такое огромное удовольствие, но не знал, что с ним делать.

– Знаешь, это все из-за кофе, – сказал он. – Твое сердце бьется сильнее. Поэтому, если ты извинишь меня… – Он внезапно развернул ее к ближайшей покрытой жасмином стене, и она еще не успела обрести равновесия, как почувствовала, что его губы прижались к ее губам. Один поцелуй, горячий, страстный, глубокий. Она издала короткий звук, и ее пальцы впились ему в бицепс. Он вскинул голову, чтобы полностью не потерять рассудок.

– Вот. – Он взял ее руку, судорожно вцепившуюся в его бицепс, и положил себе на сердце. – У меня получилось. Чувствуешь? А у тебя? – Его рука скользнула на ее сердце. Его ли вина в том, что женское сердце спрятано за женской грудью?

Джоли вздохнула, закрыла глаза и, замирая, начала оседать на жасмин. Чтобы не дать ей упасть, Габриэлю пришлось поймать ее за руку.

Волна жара окатила все его тело. Ничего себе, однако.

Это действует так возбуждающе.

Он оглядел улицу. Действительно, отнести Джоли в ее квартиру, прежде чем мадам Делатур увидит их в таком виде, и провести там часа два – это и будет его тренировкой в это утро. А еще он мог бы дать ей попрактиковаться в гибкости.

Горячая, как лава, радость захлестнула его. Вот это было бы по-настоящему удивительным началом дня.

Джоли подняла руку и обхватила запястье его руки, прижатой к ее гру… к ее сердцу. Казалось, она была не в состоянии что-то сделать, даже вынудить себя сбросить его руку.

– Что касается секса, – начала она.

Он усмехнулся с явным восхищением.

– Мне так нравится, что ты думаешь об этом еще больше, чем я.

Ее самолюбие было уязвлено, и она потянула Габриэля за запястье, но он не дал ей сдвинуть свою руку. Ему было чертовски приятно ощущать ее тело. А от сияния ее глаз ему стало еще лучше.

– Если мы… ну, знаешь… займемся им, – выдавила она.

Если, конечно. Это было так смешно. Но Габриэлю все же хватило ума не засмеяться.

– Мы должны относиться к этому профессионально, – сказала она.

– Чего?

Она сбилась.

– Я имею в виду, что будет просто секс. И мы не позволим ему мешать нашим профессиональным отношениям.

Он нахмурился. Их профессиональные отношения заключались в том, что он кормил ее и смотрел, как она тает от восхищения, похожего на оргазм. Как, черт возьми, она хочет отделить от всего этого секс?

В ее глазах он увидел мольбу.

– Ты не должен расстраиваться, когда я скажу, что уже все.

Он выхватил руку, будто Джоли обожгла дочерна его ладонь. Мог бы уже знать, после стольких лет игры с огнем, что обжечься – это чертовски больно.

– Ты скажешь, что уже все? – огрызнулся он, лишь бы что-то сказать, чтобы почувствовать себя лучше. – А как же я? Почему это не сказать мне?

Она нахмурилась. Ну ладно. По крайней мере, ее озадачило, что идея обернулась против нее. Но кажется, она беспокоилась не так уж долго.

– У меня нет терпения, – объяснила она и пояснила извиняющимся тоном: – У тебя, вероятно, его больше.

За всю его жизнь никто и никогда не уличал его в том, что у него есть терпение. Это было странно, потому что не было почти ничего более нужного, чтобы преуспеть в его области.

Терпение.

Постоянство.

Страсть.

И, так уж и быть, здоровая доза ярости, когда необходимо.

– Нет, – сказал он категорически. – Никоим чертовым образом.

Она смотрела на него, разинув рот. Черт побери, снова появился его образ принца.

Ну не везет так не везет.

– Если мы займемся сексом, а ты бросишь меня сразу после того, как вытащишь из себя все эти свои оргазмы, я буду огорчен до невозможности.

Он не знал, какое успокоение после этого разговора йога принесла Джоли. Его же тренировка с гирями была адской. И было чертовски плохо, что людям не разрешают бросать эти железяки через весь зал, когда это позарез необходимо.

Он был готов к тому, что в то утро Джоли увильнет от работы с кулинарной книгой, но она объявилась. На ней были черные туфли с круглыми носами, и она аккуратно расправила и завязала фартук поверх белой поварской куртки. И подобрала волосы. Putain, как же она красива! Он не знал, рассчитывала ли она своим видом успокоить его воображение.

Он улыбнулся ей, как саблезубый тигр улыбается при виде какого-нибудь восхитительного травоядного животного, случайно забредшего в его логово, и пригласил ее в офис. И сразу же пожалел, что стены в офисе были стеклянными, хотя такими они были уже давно, с тех самых пор, как все работоспособные члены семей Розье и Деланж собрались вместе и по своему проекту отремонтировали бывшую мельницу.

Джоли смотрела на Габриэля очень сурово и официально. Он не знал, чем заслужил этот строгий взгляд, ведь он просто сел на свою кушетку и расслабился, а Джоли была от него на расстоянии вытянутой руки.

– Ты свободна? – решил он проверить. – Я не спросил о твоих рекламных мероприятиях. Просто дай мне знать, когда должна будешь уйти.

Ее взгляд скользнул в сторону.

– Тебя не пригласили участвовать в рекламе? – Он был поражен. Ведь имя Пьера Манона красуется на обложке кулинарной книги! – Тебе нужен рекламный агент получше. Хочешь, дам телефон моего?

Его оскорбляло, что Пьер получит от этого прибыль, но… merde. Хотя ее имя и было начертано на обложке мелким шрифтом, но она тоже заслуживает кое-чего.

– У папы был инсульт, помнишь? – напряженно сказала она. Габриэль почти сразу почувствовал, что ее напряженность совсем не такая, какую она обычно испытывает в его присутствии, а наполненная печалью. Хорошо лишний раз убедиться, что ей намного лучше с ним, чем с ее проклятым отцом. – Сейчас ему не до рекламы.

– Правда? – Габриэль старался подавить тошнотворное чувство жалости. Этот salaud украл у него столько, что сострадания не дождется. – Инсульт был таким тяжелым?

Она долго изучала стол.

– Он мог бы провести показ блюд, – тихо пробормотала она наконец. – Не так быстро, не так изящно, как сделал бы это до инсульта, но он бы справился. Однако он чувствует себя неловко и не хочет, чтобы люди видели его таким. Медсестры сказали мне, что в его депрессии нет ничего необычного.