Закон меча - Дмитрий Силлов

– Не надо, – сказал я, приставляя острие клинка к морщинистой шее. – Не доводи до греха. Твое время закончилось, старик, как и время твоих богов. Ни ты, ни твои чудовища больше не будут держать людей в страхе. Просто уйди.

– Ладно, перехожий, твоя взяла, – признал волхв, недобро сверкнув глазами цвета Монумента. – Но надолго ли?

– Время покажет, – задумчиво произнес я.

Старик зыркнул на меня еще раз с нескрываемой ненавистью, развернулся и ушел в лес, с нестариковской силой тыкая в землю обрубленным посохом.

Я же подошел к месту, где минуту назад стояла древнерусская версия Монумента. Теперь здесь не было ничего, лишь проплешина голой земли, окруженная травой, на которой лежали кристаллы шамирита. Или живицы, если по-местному.

Я их собрал, сколько в котомку влезло. Потом подумал, нашел ручей, что журчал неподалеку, отмыл, насколько это возможно, от слизи и крови кольчугу с одеждой, вернулся, съел то, что на поле мертвецов прихватил, опустошил половину бурдюка с водой, а что не доел и не допил – выбросил. И на освободившееся место еще шамирита напихал – пусть у защитников крепости не будет недостатка в целительных кристаллах. После чего закинул котомку на плечи и сказал:

– Так. У меня ж вроде третье желание в запасе есть. Неохота мне обратно через эти леса переться, так что хочу оказаться на том самом месте, откуда я в Черную Боль зашел, возле камня с надписями…

Не успел я договорить, как перед глазами сверкнула алая вспышка. И в следующее мгновение я увидел, что и правда стою около той каменюки, где написано, что, куда ни пойди, везде смерть ждет.

И на этот раз надписи точно не врали.

Потому что все поле между мной и крепостью заполонили печенеги.

Я быстро спрятался за камнем, но в мою сторону кочевники даже не смотрели. Не ждали опасности со стороны проклятого леса, о дурной славе которого они наверняка знали.

Самой крепости видно не было за дымом множества костров – кочевники варили себе жратву, готовились к обеду. И, мягко говоря, их было до хренища. Куда ни кинь взгляд – шатры, грубо размалеванные разноцветными красками, конные патрули, довольно беспечно катающиеся туда-сюда, стреноженные лошади, выискивающие травинки, не втоптанные в землю копытами других лошадей.

По ходу, печенеги пришли ранним утром, наверняка попытались взять богатырскую заставу с ходу, получили очередной отпор и встали лагерем. Решили по-серьезному подготовиться к следующему штурму, судя по стуку топоров, разносящемуся над огромным лагерем.

Ясно. Одни лестницы сколачивают, другие обед готовят. Пожрут – и с новыми силами ударят. Причем, думаю, этого удара израненные защитники хилой крепости точно не выдержат. Еще и потому, что кочевники решили на сей раз пленных не брать – я заметил нескольких печенегов, которые сидели на меховых подстилках, поджав ноги, и сноровисто мотали на стрелы бечевки.

Зачем – понятно.

Потом такие стрелы макаются в масло, поджигаются и сотнями пускаются в сторону деревянного укрепления, внутри которого через непродолжительное время все начинает пылать. Стены, сложенные из толстых бревен, поджечь такими стрелами с ходу вряд ли получится, а вот соломенные крыши внутренних строений – вполне. Тогда можно и на штурм идти, вырезая при этом всех, кого пощадило разгоревшееся пламя.

Конечно, это все не мое дело, ради которого не имело никакого смысла погибать. Что я сделаю один против тысячи степняков? Да ничего. Возможно, в другое время я бы просто ушел, так как не люблю неразумные решения, а разумных в данной ситуации просто не было.

Если бы не одно «но».

А именно: двое дружинников остались ждать меня возле камня. Похоже, не дождались… Не знаю, как их прихватили степняки, – может, подкрались ночью, скрываясь в высокой траве, а может, издалека меткими стрелами перебили колени, а после прихватили обездвиженных.

Так или иначе, сейчас оба парня висели на грубо сколоченных высоких крестах, а с них кровавыми плащами свисала книзу кожа, которую еще с живых дружинников сняли как чулок, одним лоскутом. Один из них и сейчас был еще жив – у него мелко тряслись ноги, отчего кровавый плащ колыхался из стороны в сторону. Второй висел без движения – надеюсь, умер. То, что это именно они, сомнений не возникало, так как обоим на головы степняки издевки ради глубоко надвинули остроконечные русские шлемы.

И такое меня зло взяло, что аж перед глазами все поплыло! Понятно, что это акция устрашения защитников крепости. И никто не спорит, что на любой войне подобные наглядные демонстрации жестокости крайне полезны для того, чтобы сломить дух противника.

Но случается, что действуют они и наоборот, вызывая у обреченных неистовую ярость, удесятеряющую силы.

Как у меня сейчас, например.

Я помнил, что на заставе меня приняли враждебно, что чуть не казнили, что отправили фактически на верную смерть. Но все это сейчас казалось совершенно не важным, незначительным, ерундой полной по сравнению с тем, что буквально через несколько часов кочевники будут делать с защитниками заставы и с теми, кто им помогал, – с ни в чем не повинными крестьянами и крестьянками, одна из которых, кстати, излечила меня.

Короче, перемкнуло. Закоротило напрочь, выбив все предохранители здравого смысла, которые сгорели на хрен во вспышке накатившего на меня боевого безумия. И дальше я помню лишь шелест меча, покидающего ножны, и стремительно надвигающееся на меня изумленное лицо кочевника, застывшего со стрелой в руке…

Он даже встать со своего места не успел. Заорать – тем более: наверное, больно жуткой была моя харя, перекошенная от ярости. А потом я как в замедленной съемке увидел сверкнувший клинок своего меча – и следом щекастую голову, летящую в сторону от тела.

Дальше я словно со стороны наблюдал, как неистовый воин с неимоверной скоростью молча рубит мечом направо и налево, и то ли от той скорости, то ли еще от чего смертоносный клинок начинает все сильнее наливаться холодной лазурью, заливая пространство вокруг мечника сиянием цвета чистого неба…

Это было похоже, будто я прорубал себе дорогу в поле, густо заросшем аномально высокой пшеницей. Только во все стороны разлетались не срезанные колосья, а руки, тянущиеся к саблям, головы со ртами, разодранными в крике, половинки тел, рассеченных от плеча до пояса. Прокачанный меч кромсал, не встречая сопротивления, все, что попадало под клинок, и, наверно, эта кровавая жатва со стороны выглядела просто ужасно.

Степняки, будучи наверняка людьми суеверными, сперва чесанули кто куда, стремясь поскорее убраться подальше от неистового мечника. Но, все-таки будучи профессиональными воинами, с детства приученными к войне, довольно быстро очухались, осознали, что перед ними всего-навсего один человек, и, раззадоривая себя визгом и воплями, ринулись в атаку.

И началась настоящая жесть…

Когда на тебя прут со всех сторон с саблями, копьями, ножами – хорошего мало. Конечно, нападающие друг другу мешают, но какая-нибудь острая железяка по-любому в тебя прилетит…