Орден костяного человечка - Андрей Буровский

Он говорил и следил, как относятся к его фразам. Парни из Малой Речки слушали спокойно, без особых эмоций, задавали умные вопросы. Равнодушно — Сергей с Олегом. Эти будут работать с Виталием Ильичем, старательно выполнять все правила, но со своими целями; они скорее будут использовать экспедицию, чем ее строить. А Толян все лежал, закинув руки за голову, глядя в потолок и порой ехидно улыбаясь. Этому распорядок дня, дисциплина, работа — все не особенно нужно. А если и нужно, то как плацдарм для самоутверждения — чтобы нарушать, пакостить, настаивать на своем и получать извращенное удовольствие от того, что вот он — не как все и может вызвать напряжение и у Володи, и у Епифанова.

У девушек то же самое: новосибирские красотки близки к Сергею с Олегом — от них не будет ни вреда, ни пользы для жизни отряда. Наташа и Ольга — помощницы, как и Андрей с Димой, а вот Лиза — особая статья; очень уж она невзрослая. Когда Володя поговорил с ней в сторонке, объяснил, почему запрещает уходить одной, ребенок посмотрел обиженно и произнес что-то в духе: «Ведь все равно ничего не случится». Она и впрямь не понимает, что случиться как раз может все, что угодно, и не с кем-то, а именно с ней.

— Лиза, а если бы ты сейчас сломала ногу? Мы бы и не знали, где искать. Так и лежала бы, пока не найдем… Если найдем.

— Да ничего ведь не будет…

И с ней, и с Толяном будут проблемы, хоть и разные.

Пока же происходило маленькое чудо, хорошо знакомое Володе: из разных людей на глазах складывался отряд, и уже было ясно — кто тут будет помогать, а кто мешать.

Как будто на улице голоса?! Володя вылетел на крыльцо: и правда, двое конных пастухов о чем-то беседовали с Фомичом. Дальше, на фоне бирюзового неба, за кошарой маячили еще два всадника; ручеек овец вливался в распахнутые ворота.

— Здравствуйте, хозяева!

— Какие мы хозяева… Сам здравствуй, коли не шутишь.

— Мы археологи, тут будем работать. А вы кто будете? Вас как зовут?

— Пастухи мы. Я — Сашка, он — Петька.

Пастухи спустились с лошадей, стояли около Володи, и ему странно было видеть — какой убогий, жалкий народ встречается еще на земле. Какой-то весь перекрученный, кособокий Сашка с воспаленными глазами и ногами разной длины; нелепый длинный Петька с явной психической клиникой, дико запавшими глазами, оба одетые в серые несвежие лохмотья.

— Меня зовут Володя, я заместитель начальника экспедиции.

Володя пожал эти руки, очень стараясь не показать, что ему неприятно дотрагиваться до немытых много дней, липких ладоней пастухов.

Ага, вот скачет и еще один: одет почище, сидит гордо, первым поздороваться не хочет.

— Здравствуйте! Я — Володя, заместитель начальника экспедиции, мы тут будем изучать курганы.

— Его Николаем зовут, — оглянулся на новоприбывшего Сашка. Тот только кивнул.

С Николаем пришел и решительный, уверенный тон:

— Ну, раз приехали, угощать надо!

— Да мы не пьем…

— Как это «не пьем»! Ходите тут, бичуете, а нам глотка жалеете?!

— Мы не жалеем, но у нас водки нет. Если вам надо бутылку, мы купим вам и привезем…

— Привезем, привезем… Потом забудете!

Николай всячески демонстрировал недовольство и разочарованность. Ох, доставит он еще хлопот…

Но Владимир хорошо знал по опыту — если начнешь пить с этой публикой, придется бухать весь сезон. И он знал, что откупиться от неприятностей водкой не получится: наоборот, если «городские» и «ученые» начнут пить с пастухами, Николай окончательно охамеет и сладу с ним никакого не будет. Такой и к девицам полезет, и попытается командовать отрядом на маршруте, с него станется.

— Лучше скажите — что это у вас с овцами, везде дохлые валяются?

— Вертячка у них… Теперь у всех овец вертячка.

— Вертячка… Это оттого название, что они вертятся?

— Ага… Повертятся и издыхают. Раньше такого не было.

— А ветеринар их смотрел?

— Кто?!

— Ветеринар. Такой человек, скотину лечит.

Пастухи смеются.

— Нет, ветеринара у нас нет. Три года, как вертячка началась, скоро стада совсем не останется.

Три года? Что же случилось три года назад? Три года назад развалился Советский Союз, но трудно вот так связать эти два события. Вряд ли овец так волнуют политические события…

А теперь небольшой наезд — тоже полезно для отношений. И Володя говорит непосредственно Николаю:

— Ну вертячка… А что же у вас дохлые овцы по всему хутору валяются? От них же зараза идет… а вдруг на людей перекинется?

Эти двое все же простоваты — сразу полезли в затылки, озадачились. А вот Николай не простоват, не глуп, он хитер и сразу понял наезд; и он очень, очень агрессивен. Николай говорит, сузив глаза, наклонившись над лошадиной головой:

— Что у нас дома валяется — наше дело… А если тебе противно, городской, ты не смотри, а то и просто — не живи здесь. Я же в твою кровать не подглядываю.

— Ты что, Николай?! Мне же страшно — вдруг у меня тоже вертячка начнется?! У людей разные болезни бывают, не у одних же овец…

Саша с Петькой, расплылись в идиотских улыбках: нет, у людей вертячки не бывает!

— Если б она от овец передавалась, мы все давно уже померли бы!

А Николай не смеется. Он понимает, что городской побил деревенских их же обычным оружием: притворился глупее, чем он есть, тем самым вызвал симпатию: трудно не любить того, кого поучаешь, как жить, кому, перепуганному, рассказываешь про безвредную вертячку. И Николай щурится еще более неприязненно, еще более агрессивно.

Вышли девушки. Оля тут же вынесла чаю пастухам. Саня с Петькой взяли кружки со «спасибом», Николай отказался:

— Наш чай не такой. Мы если меньше полпачки положим, так это уже и не чай.

— Полпачки на заварник?!

— Полпачки на кружку, красавица.

— Так это же будет чифир!

— Чифир и пьем, красавица. А у тебя что? Не чай, а так, брандахлыст.

Веселые наглые глазки Николая шарили по груди, по обнаженной шее Оли, пока она не покраснела, не потупилась. Н-да, с этим парнем мы еще хлебнем, по всему судя… Хорошо, вышли Сергей и Витя, сели здесь же; закурили, Сергей угостил папиросами Сашку. Теперь Николай будет знать, что в экспедиции несколько молодых, сильных парней.

— Ладно, у нас дела есть!

Но дела там или не дела, а Санька с Петькой сидели тут, на крыльце, дули чай до полной темноты.

Володя пошел с девушками на ручей — помыть посуду и поглядеть, как лучше идти к роднику. Здесь, на кочках болотца, еще лежали лед и снег, до воды пробирались по этому снежному покрову, мимо вмороженных в снег трупиков нескольких ягнят. Наверное, Володя слишком задержался, глядя на них, потому что Оля тихо подсказала: