Там, где кончается река - Чарлз Мартин

Что за странные люди.

Потом я вспомнил, что сам иду по лужайке голый как Адам. Наверное, я выглядел не менее странно.

Я подошел к бассейну и постарался не встречаться взглядом ни с кем из тех, кто сидел вокруг или купался. Там были трое детей, парочка подростков и четверо взрослых. Судя по всему, две семьи. Чувствуя себя еще более неуютно, миновал бассейн, зашел в оздоровительный центр и немедленно увидел группу женщин, которые занимались йогой.

О Господи!

Ни на кого в отдельности не глядя, я спустился по коридору и нырнул в прачечную. Мне удалось не привлечь к себе внимания, и это уже неплохо. Все женщины изображали нечто среднее между позой собаки и позой восходящей луны. В прачечной работало двенадцать машин и сушилок. Видимо, дамы оставили белье и отправились заниматься йогой. Прекрасно.

Я оглянулся и начал тихонько рыться в сушилках. Я нашел купальник, полотенце и шорты, которые вроде как могли бы подойти Эбби. Еще прихватил носки и кусок мыла с раковины, закатал свою добычу в полотенце, повесил его на шею и зашагал обратно мимо любительниц йоги, стараясь думать о налогах, числе «пи» и кубике Рубика.

Я обогнул бассейн и помахал мужчине, который читал книжку на противоположной стороне.

Его соседка оторвалась от книги и спросила:

— Вы новенький?

— Да. — Я указал на один из дальних домиков. — Мы только что приехали. Примерно раз в год выбираемся.

Она села.

— Тогда приходите вечером в гости. Мы живем в четырнадцатом номере. Джордж собирается жарить мясо. Мы пригласили всех соседей.

— Конечно. Э-э… когда?

— Часов в шесть. Вы придете с женой?

Ей было любопытно.

— Да. Спасибо.

Джордж помахал, а женщина с улыбкой взялась за книгу.

Я пересек лужайку и обменялся приветствиями еще с двумя мужчинами и одной женщиной. «Какой-то бесстыдный эксгибиционизм. Людям не пристало разгуливать нагишом. Это неприятно».

Я скрылся в зарослях и обнаружил, что Эбби, в одной футболке, корчится от смеха. По ее лицу текли слезы. Она смеялась как никогда в жизни.

Я проткнул ей одежду.

— Это не смешно.

Она не могла говорить от хохота. Я забрал шорты, взял ее под руку, и мы, сверкая задницами, удалились в лес. Эбби обернулась и шлепнула меня по ягодицам:

— А у тебя классная попка.

— Это не самое лучшее из того, что у меня есть.

Мы дошли до места, где висели веревочные качели. Можно было оттолкнуться от берега, пролететь над пляжем и плюхнуться в воду — судя по темному цвету, здесь глубоко. Эбби раскатала сверток и обнаружила мыло. Она лукаво взглянула на меня.

— Однажды в Риме… — Она стянула футболку, сняла платок и пошла по снежно-белому песку.

Что бы ни случилось, Эбби по-прежнему меня влекла. Она оставалась самой прекрасной женщиной на свете.

Вода доходила до колен и была бронзового цвета. Солнце скрылось за темными облаками, и начался дождь — крупные капли защелкали по воде и листьям. Дождь был холодный, а река — теплая, поэтому мы погрузились до плеч. Удивительный миг. Моргни — и ты его пропустишь. С ушей и носа Эбби стекали дождинки, над водой миниатюрными завитками поднимался пар и беззвучно рассеивался среди деревьев. Если небо способно дарить красоту, сейчас оно изливало ее на мою жену.

Я открыл бутылку «сногсшибаловки» и поудобнее устроил Эбби на себе. Мы лежали в воде и пили вино, наблюдая за тем, как клубится пар. Дождь утих, и Эбби попросила:

— Вымой меня.

Я так и сделал. Когда сквозь облака пробилось солнце, я расстелил на пляже брезент, залез в спальник вместе с Эбби, и мы проспали несколько часов. Они стоили недели.

Когда мы проснулись, я принялся сворачивать спальник, и жена снова шлепнула меня по заднице.

— Три пункта долой. Осталось семь.

Эбби права. Мы только что вычеркнули из списка номера три, четыре и десять. Эбби заставляла, меня забыть о том, в каком аду мы живем. И этот день не исключение. Я погрузил вещи в каноэ, уложил жену на дно и опустил весло в воду. Лишь тогда я обнаружил, что пропал пистолет.

В 17.05 возле моей двери остановилась «БМВ» с затемненными стеклами. Эбби помахала мне из окна. Я запер студию и погрузил в багажник мольберт, холст в рамке и две коробки с красками. Впереди сидела какая-то женщина, поэтому я забрался назад.

Эбби обернулась и сказала:

— Досс, это Розалия.

Розалия была коренастой пятидесятилетней дамой, судя по всему, латиноамериканкой. Похоже, она провела немало времени на солнце. Она повернулась ко мне и протянула мозолистую сухую ладонь. Под глазами у нее висели мешки, брови начисто отсутствовали. Прибавьте к этому нос крючком, ухо с недостающим кончиком и беззубые десны.

Мы катили через город, мимо доков и огромных складов. Эбби переключала скорости и одновременно говорила:

— Мы устроили здесь студию, чтобы проводить фотосессии на скорую руку. Не слишком шикарно, но сойдет.

Помещение было просторным и прохладным; из-за бетонного пола даже шепот отзывался эхом. В центре на проволоке, натянутой между двумя шестами, висел занавес, освещенный десятками самых разных ламп. Одни светили снизу, другие сверху, третьи прямо. Перед занавесом на черном коврике стоял табурет.

Розалия была в длинной темной юбке, грязном белом переднике, старых кедах (один из них — без шнурка) и мешковатой голубой блузе, какие носит домашняя прислуга. Что-то в ней поразило, хоть я еще и не понял, что именно. Просто выбило из равновесия.

Эбби усадила Розалию на табурет, что-то шепнула ей, а сама: отправилась к пульту и начала щелкать выключателями. Розалия сидела и вытирала руки о передник. Несколько минут Эбби экспериментировала с освещением.

— Что скажешь?

— Мне нравится. Но если осветить ей ноги мягким светом, будет, по-моему, то, что нужно.

Эбби повернула еще один выключатель, прикусила губу и отхлебнула воды из бутылки. Наконец она кивнула, взяла меня за руку, подвела к Розалии и сказала по-испански:

— Розалия, это художник, о котором я тебе говорила.

Женщина улыбнулась, глядя в сторону. Эбби похлопала ее по коленке.

— Досс, мои первые детские впечатления связаны с Розалией. Она причесывала меня и говорила, какая я красивая. Задолго до того, как я поняла значение этого слова. — Она повернулась к Розалии. — Все в порядке. Начинай.

Розалия расправила передник и принялась расстегивать блузку. Когда она справилась с последней пуговицей, Эбби зашла сзади, чтобы помочь. Быстро, словно боясь передумать, Розалия завела обе руки назад и расстегнула лифчик, а потом сбросила его на пол, обнаружив отсутствие одной груди.