Моя судьба - Саша Канес

Я осторожно погладила его по голове и поцеловала в затылок. Он как-то странно сжался.

— Кстати, кошку я спас и назвал Шуркой. Мы ее с собой в Израиль взяли. Шея у нее на всю жизнь окривела, но год назад она нам пятерых котят принесла. Еле пристроили…

Я не могла контролировать свои глаза и отвернулась к окну. Чувствовала, как дрожит мой мокрый от слез подбородок. Это продолжалось несколько минут. Леня первым прервал молчание:

— Извини. Я очень устал, и мне больно говорить. Мы увидимся завтра после похода к врачу. Ладно?

Я еще раз поцеловала его и зашла к Оле.

— Он не знает, что я рассказала тебе обо всех его проблемах, — сказала Ленина сестра, сжав мою ладонь в своих руках. — Не подведи меня, ладно?

Я кивнула.

— Машина, на которой мы приехали, стоит внизу, у парадного входа. Пока вы здесь, она ваша двадцать четыре часа в сутки.

— К чему это? В этом действительно нет никакой необходимости!

— Простите, Оля! Не обижайтесь, но я не спрашивала вас, есть в этом необходимость или нет. Я просто сказала, что машина внизу. В восемь вечера на следующие двенадцать часов Алексея сменит Сергей. Через час вам подадут ужин, его принесут в номер…

— А ты не останешься с нами ужинать?

Я опять не удержалась и заплакала.

— Он устал. И, наверное, не очень хочет меня видеть! Я прибегу в любой момент, Оля! Правда — в любой момент! Но пусть он скажет, что ему нужно, чтобы я пришла!

Уже выбегая в коридор, я крикнула ей:

— Когда подавать завтрак, ужин и полдник, скажете сами. Можно по телефону. Никуда не нужно ходить!

Леня так и не позвонил сам ни разу. Я понимала, что ему самому трудно и больно говорить. Оля звонила, но он ее об этом не просил — она это делала, потому что мы так договорились. Я все это время была сама не своя и даже не понимаю, как, сидя за рулем, не устроила аварии. В это время я занималась созданием на фирме подразделения, которое будет торговать всякими продуктами и барахлом, в соответствии с тем, как мы договорились с Чертковым. Турбины внутри — растворимый кофе снаружи. Видимо, то, что я делала на автопилоте, было нормальным и правильным, но этим ведала какая-то внешняя часть моего сознания. Сама же я все время перемалывала только одну мысль, один вопрос мучил меня — кто мы с Леней друг другу?

Через день я без предварительного предупреждения приехала к ним в гостиницу. Леня спал после процедур. Я попросила Олю не будить его, но помочь мне разобраться в происходящем между нами.

Выслушав меня внимательно, Оля грустно улыбнулась и покачала головой:

— Я понимаю, что вам не просто. Но постарайтесь чуть-чуть отвлечься от своих личных страстей женского рода и встать на его место и понять, как себя при этих обстоятельствах чувствует мужчина.

— Я стараюсь… — пробормотала я.

— По-моему, стараетесь пока безуспешно. Увы! Каждый день нам с Леней звонит мама. Папе не становится лучше. Ни я, ни Леня не знаем, выживет ли он и увидим ли мы его, когда вернемся. Плюс к этому те проблемы, о которых вы якобы не знаете, но о которых сам Леня прекрасно знает от врачей. Плюс к этому то, что сегодня и здесь выразили крайнее сомнение в возможности его излечения от последствий травмы. И плюс к этому боль, которая не дает ему ни свободно говорить, ни нормально спать. Вот сейчас он заснул впервые за двое суток. И наверное, через час опять проснется, чтобы принять обезболивающее. Ночью он спать не будет. Я знаю. И теперь ответьте мне, каких эмоций, каких чувств, каких проявлений радости вы хотите от моего брата? — Олины глаза влажно блестели.

— Вам что, определенно сказали, что не смогут помочь?

— Да.

— А как же их реклама, что они могут вылечить все?

— У них есть замечательный ответ — мы можем все, кроме чудес!

Эти слова мне напомнили о чудотворце Архипушке, к которому Евпатий обещал привезти Леню в случае необходимости. Я рассказала о нем Оле, но та лишь махнула рукой.

— Ну о чем вы говорите! Мы же с вами все понимаем. Все это чушь, и чудес действительно не бывает. Леня никогда не согласится ехать ни к какому целителю! Слышите — никогда!

Через день Алексей мчал нас — Олю с Леней и меня с Евпатием — по Ярославскому шоссе в направлении Вологодской области. Евпатий сидел впереди справа, а мы с Олей по очереди поддерживали Ленину шею. На центральный подголовник заднего сиденья мы положили большую поролоновую подушку, на которую сидящий между нами Леня облокачивался верхней частью спины и затылком. Так мы надеялись снизить воздействие разбитой на многих участках дороги.

— Евпатий Микулович, скажите мне, пожалуйста, сколько вашему Архипушке надо дать денег? — спросила я Евпатия еще накануне.

Тот покачал головой.

— Он денег не берет. Он к деньгам даже не прикасается! Ненавидит он их.

— То есть мы едем к ненормальному?

— А вы, хозяюшка, нормальных целителей видели?

— Я лично никаких не видела! Впрочем, излечение вашего дяди произвело на меня впечатление.

— А от него все нормальные-то отказались.

— Так что же Архипушке все-таки везти — водку, французский коньяк, шампанское? Говорите же!

— Он спиртного не пьет, табак не курит, мяса и птицы не ест! Везти ему можно только еду. Причем еду самую простую — картошку, селедку, масло подсолнечное. Молочное он пьет только свое — у него коза есть. С огородом у него самого нет уже сил возиться. Может быть, мы ему чего-нибудь из теплицы нашей наберем, хозяюшка? Вы же знаете, у меня там все природное, без химикатов…

— Да уж! — вспомнила я особенности его агрономической деятельности. — Разумеется, все берем! Все, что выросло! Фрукты-овощи он любит, так я ананасов накуплю, бананов, апельсинов, киви…

— Киви, боюсь, он есть не будет, — выразил сомнение Евпатий.

— А это еще почему? Чем ему киви плохо? — удивилась я.

— Уж больно оно, простите, хозяюшка, волосатое это киви, шерстистое оно какое-то очень!

Последние двадцать километров наш «Мерседес» тащился не меньше часа. Я не понимала, как нам удалось не застрять на раскисшей дороге. Но Алексей был здесь уже второй раз, и, по его словам, теперь ехать ему было намного проще, чем тогда, в первый раз с Данилой Степановичем. Наконец мы прибыли. Леня очень устал от дороги, и мы с Олей дали ему вначале несколько минут посидеть спокойно, а потом очень осторожно вывели наружу и усадили на складной стул. Деревня Крюковище произвела на всех самое удручающее впечатление. По сути, и деревни-то уже никакой не было. Пара полуразвалившихся хибар возвышалась над тем, что обрушилось уже вовсе. В одной хибаре жил сам Архипушка, а в другой, чуть получше, обитала старуха Егоровна, у которой, собственно, и останавливались те, кто приехал к целителю. Ей тоже доставалась часть продуктов. Иногда она даже соглашалась взять немного денег, но только в том случае, если на другой день ожидалось прибытие в Крюковище автолавки. Держать деньги в доме она боялась, так как существовала опасность погибнуть от рук лихих людей — обезумевших алкашей из соседних деревень. По той же причине, как объяснял Евпатий, ни сам Архипушка, ни старуха Егоровна не дали «благодарным исцеленным» привести в порядок их убогие жилища. Даже сам намек на наличие хоть каких-нибудь средств, превышающих стоимость мешка картошки, мог стоить старому человеку жизни.