Роден - Бернар Шампиньоль

Наступил май 1893 года. Роден, как обычно, беззаботно относящийся к условиям контракта заказа, почти не вспоминал об Обществе французских литераторов. Узнав, что заказчики, напротив, очень озабочены ходом его работы над памятником, он был удивлен: «Очевидно, они не знают, что искусство не приспосабливается к срокам выполнения заказа». И когда ему напоминали о подписанном им контракте, скульптор ограничивался улыбкой, а жестом выражал безразличие. Тем не менее друзья предупреждали Родена, что его противники замышляют подстрекательство членов Института.

Всякий раз, когда Родену говорили об Институте, он становился красным от гнева. Но тем не менее он согласился пригласить членов комиссии познакомиться с макетом памятника.

Роден любезно принял членов комиссии, пришедших в его мастерскую, но не произнес ни слова, пока они рассматривали макет. Некоторые из них высказывали весьма неопределенные замечания, но скульптор никак на них не реагировал. Озадаченные друзья и противники Родена покинули мастерскую.

Всё складывалось плохо. Противники скульптора настаивали на том, чтобы Общество литераторов возбудило судебный процесс против Родена. К Родену пришел Эмиль Золя и потребовал, чтобы тот объяснил причину задержки с выполнением заказа. Он намекнул скульптору, что на следующий год в Обществе литераторов состоятся перевыборы руководства и новый президент, возможно, не будет столь сговорчивым. Но Золя добился только весьма расплывчатых ответов и пришел к заключению, что работы по масштабированию и отливке статуи могут быть завершены не раньше 1895 года.

К счастью, новым президентом Общества литераторов был избран поэт Жан Экар, друг Родена. Золя ввел его в курс дела, написав ему: «Я оставил Обществу ожидающий решения серьезный вопрос, вызывающий горячие споры, — вопрос о статуе Бальзака. Он доставит Вам большие огорчения. Я Вас предупреждаю по-дружески. Я предан Родену. Вы слышали мое выступление на заседании комитета, когда я приложил все силы, чтобы защитить его. Но я не хочу, чтобы Вы считали себя обязанным придерживаться моего мнения. Будет лучше для всех, если Вы, связавшись с друзьями Родена, попытаетесь примирить всех. Найдите почву для взаимопонимания. Если все-таки затеют процесс, то это заставит Родена потерять много времени да к тому же нанесет ущерб авторитету Общества литераторов».

Когда комиссия снова прибыла в мастерскую Родена, впечатление ее членов было еще хуже, чем во время первого визита. Не состоялось вообще никакого обсуждения, а Роден по-прежнему оставался практически безмолвным. Но на заседании Общества литераторов комментарии были очень жесткими: невозможно вообразить, чтобы на парижской площади установили «этого тучного монстра», «бесформенную массу».

В то время в жизни Родена наступил особенно мучительный период, который отразился на его здоровье. Его отношения с Камиллой Клодель достигли максимального напряжения, постоянные скандалы и истерики глубоко ранили его. С другой стороны, у Розы, тяжело переживавшей появление соперницы, начались сердечные приступы, после которых она с трудом приходила в себя. Родена это очень тревожило. Наконец, постоянное перенапряжение скульптора привело к резким скачкам артериального давления, причинявшим страдания и вызывавшим депрессию. Всё это, естественно, отразилось на творческой активности и продуктивности скульптора. В очередной раз он не в состоянии сообщить комитету, когда же, наконец, сможет завершить работу над «Бальзаком».

Большинство членов комитета были в ярости. Не попали ли они в ловушку, согласившись заказать Родену памятник Бальзаку? Не будет ли он готов только к 1899 году, когда Общество литераторов будет торжественно отмечать столетие Бальзака? Не стоит забывать, что одновременно с этой работой Роден продолжал «сражаться» с «Вратами ада» и памятником Виктору Гюго, который тоже никак не мог завершить.

Всё это вызывало серьезную тревогу. Члены комитета единодушно принимают решение: потребовать, чтобы Роден предъявил готовую статую через 24 часа. Если же он этого не сделает, то контракт будет расторгнут, а Родена обяжут вернуть полученный аванс — десять тысяч франков. Хуже того, в отчете комиссии будет прямо заявлено, что памятник является «художественно несостоятельным».

В этот ответственный момент Жан Экар, имеющий репутацию довольно слащавого литератора, проявил поразительные дипломатические способности, казалось, ему совершенно несвойственные. Сначала он пытался выиграть время. Ему удалось убедить комитет, что обращение с подобными жесткими требованиями к столь выдающемуся скульптору произведет самое нелестное впечатление. К тому же он высказал сомнение в том, что Общество литераторов, затеяв юридический процесс, сможет его выиграть. Жан Экар предложил комитету поручить ему убедить Родена отказаться от выполнения заказа. Пусть Общество окажет ему доверие!

Несколько недель спустя Экар зачитал на заседании письмо Родена, написанное в очень достойном тоне. По всей видимости, Роден писал его под диктовку Жеффруа или самого Экара: «Творчество требует свободного размышления и спокойствия — это знает каждый, кто стремится создать подлинное произведение искусства. Именно это мне хотелось бы напомнить вам для того, чтобы вы позволили мне как можно лучше и быстрее завершить работу над памятником. Вы это можете и должны сделать, так как это в ваших интересах. Я ни на минуту не забываю о своей ответственности как художника. Это будет моей главной заботой, когда я снова приступлю к работе после нескольких недель отдыха, который мне необходим. Я прошу вас предоставить мне возможность мобилизовать все силы и волю, чтобы увековечить образ выдающегося человека, чей пример вызывает всеобщее восхищение. Я постоянно размышляю о его упорном труде, о тяготах его жизни, о той непрерывной борьбе, которую он был вынужден вести, о его потрясающем мужестве. Я хотел бы отразить всё это. Окажите мне доверие и положитесь на меня».

Как можно было ответить на такое письмо жесткими, унизительными мерами? Тем не менее вопрос об авансе в десять тысяч франков все-таки был поднят. Роден, прислушавшись к советам друзей, предложил вернуть эти деньги. Он рассчитывал закончить работу через год.

Комитет согласился с этим. Казалось, всё уладилось.

Но Родену следовало бы лучше знать злопамятство увенчанных славой художников, которые были потеснены этим «анархистом». Члены академии испытывали порой искренний ужас при мысли о том, что в центре Парижа будет возведен безобразный, скандальный памятник прославленному писателю и его будут официально чествовать! Это станет оскорблением всей Франции, традиций предков! Была развернута широкая кампания в прессе, затевались различные интриги.

Комитет, испуганный такой реакцией, решил пересмотреть свое решение. Но во время заседания, на котором должно было состояться голосование по этому вопросу, к удивлению собравшихся, президент Общества литераторов Жан Экар зачитал резкое заявление о своей отставке и покинул зал. Шесть членов комитета присоединились к нему.

Разгорался скандал. В прессе одни высказывались в поддержку Экара, другие — против, иными словами, за или против Родена. Но его противники выступали более яростно. Как и дело Дрейфуса, всколыхнувшее общество, дело Родена тоже вышло за рамки литературных и художественных кругов.